Горошина для принцессы

- Никогда! - повторил Владимир.

- Никогда не говори никогда, - покачал головой Златогорский. - Нате, лучше почитайте, что о вашей контрреволюционной деятельности и террористических замыслах пишут ваши соучастники.

Пока Владимир читал, Златогорский молча сидел, сложив руки на груди и откинувшись на стуле.

- Бред!.. Чушь!.. - бормотал Владимир, перелистывая страницу за страницей, не в силах поверить, что это писали его товарищи. - Чушь собачья!.. Быть этого не может!

Не удержавшись, он даже рассмеялся в одном особо забавном месте.

- Летчик никогда такого не напишет! - сказал Владимир, возвращая папку следователю. - Сплошные выдумки! Какой дурак все это сочинил?

- Смейтесь, смейтесь, - скривился Златогорский, задетый Владимиром за живое, ибо сам составлял эти протоколы. - Посмотрим, как вы потом посмеетесь! Возможно, изобличая вас, ваши подельники что-то и присочинили. Не спорю. Но их можно таки понять! - майору удалось, наконец, справиться с досадой. - Люди вообще склонны к сочинительству! А тут сразу столько дополнительных стимулов! Следователь строгий. В камере тесно. Параша воняет. Одним словом, полный аффект! Люди привыкли к чистому белью, привыкли вкусно кушать! А у нас, знаете ли, баланда! Не санаторий, знаете ли! Санатории, они для передовиков производства! Для стахановцев! А у нас таки тюрьма! Для врагов народа! - описывая прелести арестантской жизни, Златогорский понемногу вновь обрел равновесие. - Значит, не желаете разоружаться, - констатировал он. - Ну, что ж, пеняйте на себя. Я вас предупреждал.

Майор кивнул своим помощникам, и Владимир вдруг оказался на полу. Сбитый со стула сильным ударом в ухо, который нанес один из них. Сзади. Без предупреждения.

Владимир попытался встать. По старой боксерской привычке. Потому что словил нокдаун. А не нокаут. Но он был не на ринге. А в кабинете следователя по особо важным делам. Рефери рядом не было. Поэтому подняться ему не дали. А ударили снова. Он опять попытался встать. И получил еще один удар. И еще…

Упав в очередной раз, после неизвестно какого по счету удара, Владимир оставил свои безуспешные попытки. И его принялись пинать. Коваными сапогами. По ребрам.

Он подставлял руки… Если успевал… Но это мало помогало.

- Пре-кра-тить! - вдруг скомандовал майор.

Сержанты отошли, оставив Владимира лежать на полу. Он чуть-чуть отдышался, а потом кое-как поднялся и сел на стул. Вытер кровь с подбородка. И посмотрел исподлобья на следователя.

- Ну, как, Иволгин, подумали над моим предложением? - спросил Златогорский.

- Каким предложением? - еле шевеля распухшими губами, переспросил Владимир.

- Не прикидывайтесь дурачком, вы прекрасно меня поняли! - резко сказал майор. - Подпишите чистосердечное признание? Или хотите добавки?

- Мне не в чем признаваться! - упрямо прошептал Владимир.

- Значит, хотите еще… Ну, что ж, хозяин - барин! - Златогорский повернулся к своим подручным и отрывисто приказал. - На «конвейер»!

Майор убрал папку с делом в стол и запер его на ключ. А потом оделся и ушел. Вслед за ним ушел и один из сержантов.

- Встать! - приказал оставшийся. - Лицом к стене!

Владимир подчинился. А что ему еще оставалось?!

Так он и стоял у стены… Всю ночь… Час за часом…

Это было настолько унизительно!.. Комбрига, депутата, трижды орденоносца поставили в угол, как провинившегося школьника!..

Даже избитый в кровь, он никак не мог поверить, что все его звания и должности, все его заслуги остались в прошлом! Далеком и безвозвратном!.. Что теперь он никто! И даже хуже, чем никто! Для этих людей он просто ничто! Пыль под сапогами…

Охранник скрипел стулом, шелестел газетой, время от времени булькал водой из графина. Не забывая при этом зорко смотреть, чтобы его подопечный стоял, как положено, не переминался с ноги на ногу и не прислонялся к стене. И при необходимости одергивал его резким окриком.

У Владимира кружилась голова, саднило разбитое лицо, ныли ребра. Очень хотелось пить. Стоять становилось все труднее. Через какое-то время у него начали отекать ноги. Под утро о своем существовании напомнил мочевой пузырь. Причем весьма настоятельно. Владимир терпел, сколько мог, а потом не выдержал и попросился до ветру.

Охранник обругал его матом и оставил просьбу без внимания. Но потом, видимо, сообразил, что, если не выведет Владимира по нужде, то она, эта нужда, прольется на пол сама. Без его высочайшего соизволения!

Оправившись, Владимир ополоснул руки и лицо, успев при этом напиться.

Прогулка по коридору и холодная вода немного взбодрили его. Но этот бесконечный день еще только начинался…

В девять утра сержанты поменялись…

Следующая смена состоялась в пять вечера. Они и в дальнейшем придерживались этого графика. И караулили по очереди, меняясь каждые восемь часов.

А Владимир продолжал стоять.

Это и называлось «конвейер».

Иногда появлялся Златогорский. Майор без слов выгонял сержанта из-за своего стола, молча шуршал какими-то бумагами, писал что-то, а потом также молча уходил…

Пошли вторые сутки этой изуверской пытки.