Горошины

Ещё по культурной программе конференции нас повезли на автобусе на север, через всю стра- ну, чисто выметенную и уставленную буколическими шале с высокими соломенными крышами, туда, где на берегу пролива, то ли Скагеррак, то ли Каттегат, стоит старинный и суровый Кронборг, он же Эльсинор – замок Гамлета, датского принца. Здесь, на этой мрачной стене стоял несчастный принц и гадал: Быть или не быть? А если внимательно всмотреться, то во-о-он там, на том берегу пролива, то ли Каттегат, то ли Скагеррак, всего то в четырех километрах, можно увидеть Швецию, родину моего дальнего предка! И я помахал ей рукой. Конечно, я искупался в этом самом проливе. Несмотря на холоднющую воду и скверную погоду. Должен же я как-то приобщиться к родине моего сомнительного предка! Мой порыв почему-то не поддержали ни датчане, ни наши, считай, свои люди, болгары. Они стояли, закутавшись в куртки, и рассуждали, по-видимому, о загадочности русской души.

А ещё в Дании – изумительные сыры. Они мягкие, сливочные, нежно-перламутрового цвета, тающие во рту. Их много разных сортов и оттенков вкуса, но все – просто бесподобные. Нас угощали этими сырами Нильсены – Курт и Ханс, и я, по простоте душевного восторга, выразил своё крайнее восхищение этими сырами. У нас в Советском Союзе существуют два сорта сыра. Первый – это просто сыр, если, конечно, достанешь, который, будучи отрезанным и не съеденным по пьянке, загибается к утру в жёсткую скорлупу, а также тот, который плавленый, по вкусу напоминающий сырое тесто. Так вот, датские сыры никакого отношения к нашим не имеют, можете мне поверить!

Да, чуть не забыл! Доклад на конференции я сделал и получил порцию вежливых хлопков. Из президиума мне задали какой-то вопрос, кажется, насчёт покраски профилированного листа, и я что-то ответил. Мой никому не интересный доклад вы можете прочитать в выпуске «IASS 11-14 September. Copenhagen». Там, правда, нет моей фотографии, но фамилию мою не переврали. После доклада в перерыве ко мне подошли двое болгар и сказали на хорошем русском, что мой английский – превосходен, вот только… ударение нужно поправить. Потом я выяснил, что слово «развитие» я произносил не дивЭлопмент, а дивэлОпмент. Прямо как хлоп в лужу! Какой позор! Кстати, там я заметил, что по-английски очень хорошо говорят:

китайцы, русские, немцы,

датчане и прочие шведы.

Отвратительно говорят по-английски англичане! Один из них поднялся на трибуну и начал жевать какую-то кашу, я у него ничего не понял.

Время в Дании бежит гораздо быстрее, чем в Москве, наукой это не объяснено, но это факт, можете мне поверить, и нужно уже уезжать. У нас с Женей оставались деньги, и он сказал:

– Давай не будем накупать разной дребедени, а сделаем нашим жёнам по настоящему ценному подарку. Купим им печки СВЧ!

– Это что такое? – не понял я.

– Я читал в одном умном журнале, что это такая чудо-печь, включаешь в розетку, и она сама и греет, и варит, и жарит. И даже видел в одном доме в Москве.

Печей СВЧ в магазине оказалось великое множество, глаза разбегались и мы, конечно, выбрали самые дешёвые, так что у нас осталось ещё по сотне зелёных долларов. Когда я привёз эти доллары Люсе, она побледнела, и сказала, что их нужно срочно спрятать подальше, лучше зашить в сиденье стула. Но всё обошлось. К нам не пришли с арестом за незаконное хранение вражеской валюты. А печка, действительно, оказалась чудесной. Она светилась изнутри и рычала. Но на сковородке всё-таки получалось вкуснее.

Материалы на конкурс по зернохранилищам нужно было сдать до нового года, и мы с Куртом работали в поте лица. Я составлял анализы, делал расчёты, переводил, печатал и посылал в Копенгаген, Курт оформлял, делал бизнес-планы. Всё получалось убедительно и солидно, в любой цивилизованной стране мы, точно, стали бы победителями. Но в России, увы, конкурсы выигрывают другими путями и средствами, о которых в Европе, видимо, неизвестно…

Вечером 24 декабря в нашей квартире на Шоссе Энтузиастов раздался звонок. Звонил Курт. Он пожелал Merry Christmas, счастья и успехов семье. И ещё он сказал: «Вы, конечно, получили наш gift, как он вам понравился?» Я ничего не понял, но, на всякий случай, сказал “Yes, yes, of course, thank you!”

***