Гороскоп для жениха (СИ)

Пейзаж за стеклом изменился. Мы заехали в деревню, но она оказалась какой-то странной. Темные дома с серебристыми от старости, покосившимися заборами, яблони, свесившие ветви на улицу, гигантские сорняки на обочине. У некоторых домов окна были закрыты ставнями или заколочены досками, другие темнели пустыми провалами, и лишь у немногих тускло поблескивали стеклами. До меня не сразу дошло, что деревня попросту стояла заброшенной. Ни одной живой души. Ни человека, ни собаки, ни курицы… Зловещее местечко.

Миновали мертвую деревню и проехали еще совсем небольшое расстояние. Олег остановил машину возле практически полностью разрушенного строения.

— Прибыли, господа.

Мы вылезли из машины. Было довольно прохладно, ноги путались в высокой траве.

— Что за развалины? — спросил Валера.

— Здесь кузница была, — ответил Кирилл. — Вот все, что от нее осталось.

Остался фундамент, часть стены, гора гнилых досок, обломки шифера. Но большая печь и некоторые доски пола уцелели.

Диана с братом тоже вышли из своей машины и присоединились к нам.

— Отцу этот участок не знаю, как уж достался. По бартеру или по дешевке купил. Еще когда только бизнес начинал. Вроде бы, собирался завезти современное оборудование, заняться коваными изделиями. Тогда только мода пошла. Но почти сразу на другое переключился. Слишком далеко от города, да и прибыль низкая была бы. Так руки и не доходили. Я тут только один раз был, когда наследство оформлял.

Валера прошелся вокруг развалин, качнулся на пружинящей половице, заглянул в свалку кирпичных обломков и прочего хлама.

— Старые инструменты, конечно, растащили на металлолом?

— Наверное.

— Печь все-таки сохранилась.

— Ну, ее трудно выломать, здоровенная же. Или, может, что-то помешало.

— Думаешь, здесь?..

— Скорее всего. Место глухое, безлюдное. Думаю, уже тогда деревня заброшенная стояла. Когда я сюда приехал, сразу что-то жуткое почувствовал. А почему не понял, конечно.

— Да, я помню, тебя сразу обратно потянуло, — заметил Олег. — Почти четыре часа добирались, потом через десять минут уже в город двинули.

— Но от родительского дома сюда ближе, чем из города.

— Точно…

— Дмитрий Григорьевич, как вы думаете?.. — спросила я.

От его ответа сейчас зависело очень многое. Накануне, после того как я созвонилась с ним, мы до позднего вечера уламывали и уговаривали Диану. По словам Дмитрия Григорьевича, она могла помочь избавиться от наваждения. Во всяком случае, это было желательно. Уговоры казались безнадежными, наши аргументы словно разбивались о броню. Даже брат, со всеми своими, мягко говоря, особенностями, по сравнению с ней мог сойти за вполне вменяемого. Все ведь относительно. Порой казалось, что мы имеем дело с сумасшедшей, одержимой навязчивой идеей мести. Но в конце концов, Диана согласилась принять участие в ритуале. При условии, что он произойдет на месте, где нашли последний приют останки ее отца.

И вот теперь мы ждали ответа, правда ли это то самое место.

— Да, — сказал Дмитрий Григорьевич. — Он где-то здесь. — Подошел вплотную к кузнечной печи, заглянул в темный, покрытый многолетним слоем сажи, провал очага. Я бы сама ни за что туда не стала добровольно заглядывать… — Не будем дальше тянуть. Становитесь вокруг.

Он сам встал напротив очага, достал из кармана полотняный мешочек, высыпал на поверхность печи темный порошок. Зашуршали мелкие кристаллики-крупинки…

— Это перемолотый обсидиан. Камень мертвых.

Дмитрий Григорьевич остался на прежнем месте. Взял за руки Диану и Кирилла. Я обхватила руку Кирилла, Вячеслав взял руку сестры. Круг замкнули Валера и Олег. Потом Дмитрий Григорьевич заговорил низким, глухим голосом на неизвестном мне языке. Точно не на древнеславянском и не на латыни. Какой-то неизвестный никому, кроме избранных, тайный язык, звучный и наводящий оторопь на непосвященных. Горстка порошка, лежавшая на печи, будто на алтаре, вспыхнула, разгорелась синим пламенем. Рука Кирилла, которую я сжимала, была абсолютно ледяной, он смотрел на огонь не отрываясь. Да и все мы не могли оторвать взгляд. Синее пламя вспыхнуло еще ярче, взметнулось высоко. Воздух казался густым и раскаленным, откуда-то послышался вздох. Дмитрий Григорьевич произнес еще несколько слов на незнакомом остальным языке, потом перешел на русский:

— Твои дети прощают. Прости и ты.

Огонь снова поднялся, рассыпался искрами, которые разлетались в воздухе, кружили возле нас, но не обжигали. Вот искры постепенно начали угасать, таяли в воздухе, замирали в траве, скрывались в черном очаге печи.

— Покойся с миром.

Наши голоса плыли в воздухе, отдавались эхом от земли, понемногу затихая. Последние искры исчезли, воздух снова стал легким и свежим.

Кажется, все закончилось…

*****