Гороскопы всегда врут

Они колесили по городу, снова говорили о чем-то не главном. Надоедливый осенний ночной дождь заливал лобовое стекло, и черные резинки работающих дворников размывали окружающий их мир и словно пытались дирижировать хрипловатыми синкопами трубы и голоса Луи Армстронга. Спирин чувствовал непонятную власть этих смеющихся глаз, в свете фар встречных машин в волосах Виктории вспыхивали бриллиантиками капли попавшего на нее дождя, а недосказанность слов и чувств тяготила его. Остановившись на красный свет на перекрестке около студии Кривошеева, они, не сговариваясь, глянули вверх. Свет в его окнах горел на полную мощность.

— Может, зайдем? — предложила Вика.

— Пошли, — согласился Спирин.

Федор работал. В очередной раз он увлекся скульптурой.

— Ого, ты опять решил заняться лепкой? — вместо приветствия спросил Виктор. Девушка просто поздоровалась.

— Да, что-то снова потянуло, — нехотя сознался Кривошеев, возясь с разложенной на столе громадной кучей глины.

— По-моему, получается, — похвалил Виктор.

— Это только по-твоему, — буркнул Федор, продолжая ковырять резцом податливую массу.

— Нет, в самом деле здорово, — согласилась Вика, обходя вокруг объемной композиции, в которой слились в клубке драконьи морды, чешуйчатые хвосты, мощные когтистые лапы и что-то совсем ужасное, непонятной формы, но напоминающее человека.

— А, ерунда! — поморщился Федор и, воспользовавшись тем, что девушка оказалась за скульптурой, толкнул Спирина локтем и показал взглядом на карман.

— Чего? — не понял тот.

Художник еще раз повторил странный жест, а потом шепнул на ухо непонятливому мэру:- Возьми ключи от квартиры, я заночую здесь, а завтра утром завезешь его мне.

Спирин, несколько опешив, полез в его карман. Минут через пять они с Викторией попрощались и ушли. Художник посмотрел им вслед, вздохнул и принялся крушить почти законченную композицию.

Сев за руль и включив двигатель, Спирин обескураженно почесал себя за ухом и смущенно сказал: — Федор дал мне ключи от своей квартиры.

— Вот и хорошо. Поедем, посмотрим, как он живет, — с улыбкой ответила Виктория.

Её забавлял нерешительный стиль ухаживания высокопоставленного лица. Еще утром, после того как Спирин ей позвонил Вика решила, что пойдет с этим человеком куда угодно, куда только он позовет.

Квартира Кривошеева больше напоминала филиал музея. Одно время он страстно увлекался русскими иконами, натащил их несколько десятков, сам пробовал писать в том же стиле. Один из таких шедевров висел над его кроватью. На большом холсте Федор изобразил очень красивую женщину с чувственными губами, с зовущим и страстным взглядом, но при нимбе и в традиционном одеянии святой.

— Это кто? — спросила Вика и сама себе ответила, прочитав рядом с изображением традиционно сокращенное имя великомученицы. — А, Мария Магдалина.

— Кто? — не сразу понял Спирин.

— Ну, эта, кающаяся грешница.

Виктор чуть хмыкнул. Он, наконец, понял, почему Федор, весьма неравнодушный к женскому полу, повесил над своим ложем именно этот шедевр.

Осмотрев весь антиквариат, Вика уселась на кровать под библейской блудницей и подняв лицо к стоящему перед ней Спирину, с улыбкой сказала:

— Виктор Николаевич, господин мэр! Если вы меня сейчас не поцелуете, то я на вас очень обижусь.

Домой Спирин вернулся в первом часу ночи. Пройдя на кухню, Виктор достал бутылку коньяка и выпил свои обычные пятьдесят грамм. Подумав немного, налил себе еще столько же, выпил, а потом долго сидел за столом, вертя в руках пустую рюмку. Похоже было, что жизнь поставила перед ним самую сложную задачу.

ГЛАВА 36

Пролежав первую ночь на пепелище, оплакав жену и детей, Григорий замазал рану пеплом и на день скрылся в камышах около озера Гнилого. Тут его поджидала первая удача, солдатская шинель, сгоряча брошенная в камыши лихим дембелем полгода назад. Очистив ее от грязи, цыган завернулся и продремал весь день. Уже ночью, пробираясь к дому, он наткнулся на валяющегося в кустах алкаша, лежавшего в обнимку с удочкой. Какую рыбу он хотел ловить в озере, где не водились даже пиявки, неизвестно, но его ботинки пришлись Григорию впору, так же, как и шапка, но самое главное — у него теперь имелись спички.

Вернувшись на пепелище, Григорий долго искал на месте бывшей кухни, среди головешек, нужную ему вещь — лезвие ножа. Деревянная ручка сгорела, лезвие слегка утратило твердость, но это было оружие. И Григорий пустил его в ход буквально через пять минут.

Выйдя на улицу, цыган прерывистым свистом подозвал к себе небольшую бродячую собаку рыжей масти. Пепелище привлекало бездомных собак, они сбегались со всего города целыми стаями.