Горожане

— Любит, только по-своему.

— Но ведь ты тоже по-своему любишь. Ругаешь ее, а сам как на иголках. Беспокоишься, значит. И со мной вот зачем-то познакомился. Зачем, а?

— Вот потому и познакомился. Разве не понятно?

— Ладно, замнем. Зови официантку, расплачивайся.

Валентин ушел искать официантку, а Лена рассеянно прислушивалась к тому, как белобрысый парень пересказывал детектив: в машину прокурора мафия подложила взрывчатку, и взрыв произошел, когда прокурор отправлялся утром на работу, — на глазах у жены и детей. Вдруг что-то резануло слух: Лена не сразу сообразила, что никакой это не фильм, а самый что ни на есть реальный случай, свидетелем которого оказался ее сосед за столом. И она совсем другими глазами посмотрела на него да и на его приятеля. А белобрысый парень, наверное, по-своему воспринял этот внимательный взгляд, лицо его снова стало беспечным и веселым, и он предложил:

— Подсаживайтесь к нам поближе, А то у нас недокомплект!

Валентин вернулся, стоял за стулом, деликатно так покашливал, не решаясь вмешаться, подать голос.

— Спасибо, в другой раз, — ответила Лена дружелюбно, попрощалась со всеми, даже с девицей, которая кивнула ей, не выпуская изо рта сигареты, и пошла к выходу.

— О чем он говорил? — угрюмо спросил Валентин.

— О том, что нужно быть решительнее. А то невесту из-под носа уведут. Он принял меня за твою невесту, ты как, доволен?

Валентин проводил ее до подъезда, но Лена, угадав его намерения, решительно пошла к лифту. Он загородил дорогу, ткнулся губами в щеку, попытался поцеловать.

— Не надо, Валя. Ну, прошу тебя.

— Я позвоню тебе? — уныло спросил Валентин.

— А это нужно? — уточнила Лена. — Может, не стоит? — Она взглянула на его обиженное, как у ребенка, лицо и согласилась: — Ладно, звони. Только на той неделе.

Лена заглянула в комнату Васильевны, увидела Шуренка, оседлавшего перевернутый стул: он гудел, изображая самолет, а Машенька сидела сбоку и спрашивала:

— А ты настоящий хулиган? Живой? А почему ты не страшный? Нам в детском саду говорили, что хулиганы все страшные.

Шуренок залился смехом.

— Ты что городишь, Мария? — спросила Лена сердито. — И не спишь до сих пор! Где баба Паша?

— А ее доктора увезли, и мы с Шуренком стали в самолет играть, — охотно пояснила Машенька, — А потом ты пришла из театра, — решила она восстановить всю картину до конца.

— Какие доктора, куда увезли? — спросила Лена у Шуренка.

— А… Ну, в общем, из-за письма они поругались, того самого, что ты не подписала, — подал он наконец голос. — Пошла мать на кухню чайник ставить, а там толстуха эта: выселим, мол, твоего хулигана да выселим! Ну, мать сказала что-то, та ей — тоже; в общем, «скорую» вызвали. С сердцем что-то.

— Эх ты! — не удержалась Лена. — Не стыдно? А ведь из-за тебя все это! Такая мать у тебя — да ее беречь надо, на руках носить! А ты сел ей на шею и в ус себе не дуешь!

Шуренок страдальчески морщился, слушая упреки, и ответил грубовато:

— Все, завязал я. Мое слово верное.

— Мой муж тоже каждый день завязывал и до тех пор дождался, пока я сама не завязала вещи да не ушла. Посмотри на себя: здоровый парень, а в семью копейки не приносишь, отец больной, мать за вас, мужиков, надрывается.

— Да завязал же я! — с досадой повторил Шуренок. Ему, наверное, было обидно, что он пустил в ход самый сильный в своем словесном арсенале аргумент, а ему не верили, продолжали читать нотацию. — Мое слово верное.

— Ну ладно, Машке спать пора. А ты завтра пойдешь в больницу, от меня привет матери передай, да смотри не забудь!

— И от меня, и от меня тоже! — запрыгала на одной ноге Машенька. — Я тоже лежала в больнице, когда была совсем-совсем маленькая.

9

…Теперь Лена понимала, что уже не может или даже не хочет видеть Валентина. Если бы они с самого начала  п р о с т о  в с т р е ч а л и с ь  и если бы она ничего от него не ожидала, ни на что не надеялась — другое дело, а теперь, после того как столько думала-передумала, считала, что ей, дурочке, повезло наконец… теперь его лучше совсем не видеть.

И уже заново ко всему привыкала: к одиночеству своему, капризам дочери, к вечной спешке. Ну что ж, одна так одна, ничего не поделаешь.

Лена ненавидела точность своих денежных расчетов: дважды в месяц, в аванс и получку, составляла список необходимого, старалась отложить еще что-то на книжку, но оставалась такая мелочь, что, махнув рукой, Лена тратила все.