Горожане

— Но вы поймите…

— Нет, нет! Мы поговорим с вами в другом месте. Вадим, пошли!

Директор выразительно посмотрел на Степана, тот широко развел руками: что, мол, я мог сделать, сами видите!

Ну вот, кажется, с проигрывателем все в порядке. Дел всего рубля на полтора, но будет работать как миленький. Он хотя и неудобный, громоздкий, но надежный, тут ничего не скажешь.

— Неделя вас устроит?

— А пораньше никак нельзя? У меня в субботу свадьба. Я недавно из армии. Чтоб музыка была все-таки…

Конечно, можно. У меня тоже была свадьба, и я тоже служил. Можно и к среде, но на всякий пожарный случай, чтобы парень напрасно не ездил, — к четвергу.

— В четверг устроит?

— Спасибо, друг!

«Женись, пожалуйста, на здоровье, — подумал Степан. Парень чем-то напомнил Степану его кореша Витьку Колесова. Такое же лицо — широкоскулое, с толстыми губами, и глаза такие же открытые, простодушные. Есть люди, в которых почему-то уверен как в самом себе, и точно, Виктор ни разу его не подвел, хотя всякое в их роте случалось. До призыва Витька работал на радиозаводе и подсказал Степану немало премудростей, до которых своим умом дойти было очень непросто. Надо, кстати, написать ему, а то сначала переписывались регулярно, а потом, особенно после женитьбы, только открыточки к празднику ему посылаю. Так что женись, кореш, на здоровье, сейчас мы только квитанцию тебе оформим».

— Фамилия?

— Конфеткин.

Очередь оживилась, зашумела.

— Конфеткин… Наверное, родители делали конфеты. Буржуи, наверное, были.

— Почему обязательно буржуи?

— А что, рабочие, что ли?

А парень на реплики никак не реагирует, моргает своими маленькими глазками, доволен, что к свадьбе проигрыватель успеет починить. Да и то верно, дело разве в фамилии, Конфеткин так Конфеткин.

Степан рассчитался с парнем. Почувствовал, как от двери потянуло холодом. Опять кто-то дверь не закрыл, а на улице сегодня двадцать один. Вообще-то морозов не было уже лет десять, и москвичи понемногу привыкли к теплой и гнилой зиме — ноль, плюс два, ноль, минус два, сыро, под ногами чавкает противная жижа из песка и соли, которыми, не скупясь, дворники посыпали тротуары. А нынче морозы держатся уже третью неделю, причем настоящие, за двадцать. Когда Степан шел сегодня на работу, то у метро остановился и замер восхищенный. Прямо напротив него в широком переулке вставало солнце, оно находилось непривычно низко для позднего утреннего часа, и очертания его были тоже непривычными: вместо круглого четкого диска солнце как бы расплавилось, растворилось в желтой магме, окрасило горизонт в яркий лимонный цвет. Глазам уже становилось больно, начали мелькать черные мушки, но Степан не мог отвести взгляда от мощных снопов света, бивших откуда-то снизу и сбоку из-за домов.

— Следующий! — поторопил он клиента.

Да, а здесь дело посложнее — «Спидола». Транзистор не новенький да еще повидал виды, не иначе как с собой его куда-то таскали — на дачу, в лес или на море, — краска облупилась, и уголок отбит. Значит, в серьезные переделки попадал.

Степан взглянул на заказчика — старичок очень аккуратный, лицо розовое, гладкое, кажется, будто он только что из парикмахерской. И когда улыбается — приятно так, предупредительно, — видны ровные, один к одному, белоснежные зубы. Чистенький такой старичок, ухоженный, а «Спидола» — хоть возьми да выброси. Странно как-то. Спросить его, что ли, об этом?

— Транзистор, извиняюсь, ваш собственный?

— Мой, мой, — с готовностью подтвердил старичок и сладко улыбнулся, словно получил большое удовольствие от этого вопроса.

— Запущенный он у вас какой-то, — буркнул Степан. Делать замечания клиентам он вообще-то не имел права, но и сдерживаться не всегда умел, если видел, как варварски обращаются люди с техникой.

— Так ведь сын у меня, — пояснил старичок с некоторым даже удивлением: странные, мол, люди, не знают даже, что у него сын. — Он и слушает. Но теперь, как сломалось это радио, попросил отнести его.

«А у самого ноги бы отсохли сходить в мастерскую, — неприязненно подумал Степан. — Конечно, ломать — не строить, известное дело».

Если же разобраться, злился он не только потому, что транзистор грязный, запущенный. Он не любил иждивенчества, а сынок этого старика наверняка был каким-нибудь охламоном, привыкшим сидеть на родительской шее.