Горсть света. Роман-хроника. Части 3 и 4

«Я, сын трудового народа, гражданин СССР, принимаю на себя звание воина рабочей и крестьянской армии. Перед лицом трудящихся классов СССР и всего мира я обязуюсь носить это звание с честью, добросовестно изучать военное дело и , как зеницу ока, хранить народное и военное имущество от порчи и расхищения. Я обязуюсь строго и неуклонно соблюдать революционную дисциплину беспрекословно выполнять все приказы командиров поставленных властью рабочего и крестьянского пр-ва. Я обязуюсь воздерживаться сам и удерживать товарищей от всяких поступков, унижающих достоинство гражданина СССР, и все свои действия и мысли направлять к великой цели освобождения всех трудящихся. Я обязуюсь по первому зову рабочего и крестьянского правительства выступить, на защиту СССР от всяких опасностей и покушений со стороны всех врагов, и в борьбе за СССР, за дело социализма и братство всех народов не щадить ни своих сил, ни самой жизни. Если по злому умыслу отступлю от этого моего торжественного обещания, тогда будет моим уделом всеобщее презрение, и да покарает меня суровая рука революционного закона...»

(Лет шесть спустя этот текст был существенно изменен, и ныне воинская присяга принимается военнослужащими при вступлении в армию по тексту 1947 года, о чем делается от метка в воинском документе. Из прежнего, приведенного здесь текста начисто исчезли упоминания о рабоче-крестьянском пр-ве, революционности, освобождении трудящихся всего мира и прочих устарелых вещах).

Довольно неожиданно для Рональда Вальдека, принимая у него присягу, капитан Полесьев сердечно пожал ему руку и как бы изображая жест объятия, дружелюбно, с улыбкой потряс его за плечи. В этом жесте было одобрение и поздравление. С этой минуты сердце Рональда Вальдека как бы отдалось во власть этого прямого начальника, и любое пожелание капитана, по части службы становилось законом для немедленного исполнения. Знать, капитан Полесьев уже успел понять, что его новоявленный штабной помощник — лицо интеллигентное, надежное, к любой службе пригодное, не трусливое, романтически относящееся к войне и тайно страдающее от начальнического недоверия, вызванного нерусской фамилией. Должно быть, капитан не впервые сталкивался с подобным явлением, может быть, Рональд напоминал ему кого-то из товарищей или даже начальников, отмеченных той же трагической «Барклай-де-Толлиевой» печатью...

После присяги полк лениво вернулся к занятиям. Рональд сидел у Арсеньева. Комвзвода связи крутил ручки, шаря по эфиру. Бодрый марш Чернецкого. Скороговорка на чужом языке... Слова: «Смоленск, Рославль, Ярцево»... Арсеньев торопливо выключил приемник: к палатке шел помкомвзвода.

Итак, бои — в 300 км от Москвы! Ленинград окружен с трех сторон. Прибалтика и Белоруссия потеряны. На юге, похоже, полный разгром — чужие танки в полях под Киевом, Одессой, вот-вот будут в Донбассе... В Молдавии — румыны. Украина опять слышит немецкие команды... Хуже 18-го года!

Помкомвзвода вошел, позвал командира к телефонному коммутатору. Оказалось: вагоны уже на станции Рыбинск!

Через час их осмотрели отцы-командиры, в том числе и Рональд. Тут он имел возможность представиться комполка, подполковнику Белобородько. Его куда-то посылали за пополнением, пока начштаба капитан Полесьев управлялся с формированием. Подполковник Белобородько — покладистый, полнотелый, с очень симпатичным, добрым лицом. Полная противоположность капитану Полесьеву — поджарому, чернявому, гибкому, злому, решительному. Рональд испытывал к нему почти юношескую влюбленность...

Вагоны оказались с готовыми дощатыми нарами. Кое-где поверх нар накидан был подсохший хвойный лапник, уже лишенный запаха леса. Царил в вагонах некий другой запах, застоявшийся, упорный, смешанный из карболки, рыбной вони и отравленного человеческого дыхания... Кое-где на узких, высоких оконцах имелись прочные решетки...

Рональд записывал устные приказания комполка: «Вагоны — вымыть, нары подправить, приготовить аппарели для погрузки лошадей, повозок, вооружения (имелись в виду станковые пулеметы и орудия ПТО, сорокопятки).

Командир спросил Рональда о его воинском звании. Рональд еще не имел его, хотя после завершения второго высшего образования: окончания Кавшколы и парашютного кружка, райвоенкомат перевел его в начсостав, с тем чтобы присвоение звания произошло уже в армии, в зависимости от должности — интендантской, административной или строевой.

— Будем ходатайствовать о присвоении вам строевой, — сказал командир полка. — Не хочу вас наперед хвалить, но капитан доволен вами. Обеспечьте готовность вагонов для погрузки нашего полка... через два часа... И учтите, что комендантом первого эшелона... будете вы! Выберите подходящий вагон для штаба, оборудуйте связь... Пусть Арсеньев даст шлейф к паровозу, другой — на хвост, а штабной вагон присмотрит в средине состава. Кто вам нужен сюда для обеспечения — вызывайте от моего имени...