Горстка людей

Он сложил письмо и, казалось, погрузился в мрачные думы. Наталия, не сводя с него внимательных глаз, раздумывала: попросить сейчас же горячего шоколада или подождать, пока он заговорит? Но он так и не заговорил, обуреваемый противоречивыми и печальными размышлениями. Может ли смерть одного человека что-либо изменить в нынешнем бедственном положении России? Можно ли желать смерти этого человека, сколь бы пагубны ни были его дела? Адичка с горечью думал обо всех молодых людях, которых ему опять предстояло забрить в солдаты, чтобы пополнить гибнущую армию. Как не думать о том, что он посылает их на верную смерть? «На бойню, — говорил Игорь и часто добавлял: — Что с того, что мало пушек, если пушечного мяса хватает».

Наталия придвинулась поближе к камину из розового мрамора, который она находила самым изящным в доме — отчасти потому, что он был невелик, но особенно из-за цвета, напоминавшего ей об Италии и французской Ривьере. От жара у нее запылали щеки, а в голове все крутилась мысль о горячем шоколаде: «К нему бы рулет с вареньем. Или кусок торта. Орехового торта, готовят ли здесь такой?» Она хотела было позвонить горничной и вдруг услышала, как муж тихо произнес: «Нет». Безнадежная усталость отразилась в его глазах, и Наталия поняла, что он забыл о ее присутствии, что был сейчас у огня один. Это отчаяние, которого она не должна была видеть, ужаснуло ее. Она ведь так в него верила! Что станется с ними всеми, если он поддастся страху и унынию?

— Адичка!

Его имя, произнесенное с тревогой, заставило его очнуться. Он увидел раскрасневшееся, обеспокоенное лицо жены, обращенное к нему.

— Ты сидишь слишком близко к огню. — Он протянул руку, погладил щеки и лоб Наталии: — Да ты вся горишь.

Он улыбнулся ей умиротворенно и счастливо. Наталия обняла его ноги и положила голову ему на колени. Ей нравилось прижиматься к его высоким сапогам для верховой езды, вдыхать запах кожи и другой, едва различимый, запах английской лавандовой воды, которой он пользовался по утрам, когда брился. Теперь ей было с ним надежно и спокойно.

— О чем ты задумался?

— О России. Я не вижу для нас никакого выхода. Эта война ужасна, но бросить французских союзников и принять сепаратный мир с Германией непорядочно. В остальном же… Народ хочет мира и земли. Однако идет война, и помещики не желают отдавать землю. А ведь, возможно, это был бы первый шаг… Как ты думаешь?

— Не знаю. Я слушаю тебя, учусь, умнею.

Сама того не сознавая, она заговорила «тоном маленькой девочки», как называл это ее муж. И на мгновение Адичка вновь увидел ее двенадцатилетней, танцующей у новогодней елки. Увидел отчетливо, как на фотографии: длинные косы, веселый, задорный взгляд, платье из темного бархата, которое она надела в первый раз. Сколько же ему тогда было лет? Двадцать пять? Двадцать шесть? А как будто вчера. Он и не подозревал тогда, как сильно влюбится в нее всего пять зим спустя. В тот день они катались на коньках по льду замерзшего озера под Петроградом. Компания была большая, но он видел одну Наталию, ее длинные косы, ниспадающие из-под меховой шапочки, ее сосредоточенное, разрумянившееся на морозе лицо. Она не просто каталась, как все, — она танцевала. Выписывала коньками фигуры, порой прерывая танец, чтобы пробежаться наперегонки с мальчишками.

— Как ты смотришь на то, чтобы мы провели Рождество и Новый год у мамы? В Петрограде?

Наталия оживленно встрепенулась:

— Всей семьей? На Фонтанке?

— Всей семьей. И я смогу образумить Мишу. Эти слухи о заговоре мне не нравятся. Удалить Распутина — да, но убить его — нет. Никто от этого ничего не выиграет.

Наталия ответила жестом, означавшим одновременно «ты прав», «что мне Распутин» и «довольно об этом». И, напевая мелодию вальса, она, как та девочка с длинными косами, закружилась между кресел и столиков малиновой гостиной.

Из дневника Адички

12 октября 1916

Ветер, дождь. Строю новый крытый загон для ланей. Ездили завтракать к Козетте и Николаю Ловским; недавно он потерял младшего брата. После завтрака мы проводили их на вокзал в Волосово, откуда они уехали в Москву.

17 октября 1916

Война все более непопулярна. Люди скрываются, чтобы уклониться от призыва. Работать в комитете по мобилизации становится с каждым днем все трудней. Однако враждебности лично ко мне пока что нет. Электрогенератор сутки не работал, и мы с Натали были вынуждены репетировать сонату Бетховена при свечах.

30 октября 1916