Гортензия в маленьком черном платье

«Как же я голодна! Я с удовольствием бы стащила из чьей-нибудь тарелки корочку хлеба, но это значило бы признаться, что я все насочиняла про блины и семгу».

– По-моему, она охотно разместила бы рекламу в твоем блоге. Ее очень впечатлило, сколько людей на него подписано.

– Они все хотят оказать мне спонсорскую помощь или переманить меня к себе на сайт, но я отказываюсь. Чтобы тебе доверяли, нужно сохранять индивидуальность. Никому не принадлежать и говорить все, что думаешь.

– Но пока ты будешь дожидаться успеха, не сможешь ничего заработать.

– Я заработаю уважение читателей.

– Уважение на хлеб не намажешь!

– Ничего, посижу на диете. И в тот день, когда я выпущу свою первую коллекцию, весь мир начнет следить за мной и я окажусь на вершине пьедестала. Подумай немножко головой, а?

– Гортензия права, – заметила Хизер. – Она создает себе репутацию, а это стоит дороже золота.

– А есть тут одна, которая скоро будет купаться в золоте. Это моя младшая сестричка, – сказала Астрид. – Ее заметил фотограф в метро, сделал несколько снимков и – бинго! Через месяц она подписывает свой первый контракт с агентством «Ай-Эм-Джи». А ей только-только шестнадцать исполнится.

Девочки повесили нос. Они внезапно почувствовали себя такими старыми…

– Шестнадцать лет… – вздохнула Рози. – Моя шестилетняя дочь красит себе ногти и ворует у меня тушь для ресниц.

– Шестнадцать лет, – продолжала Астрид, – метр восемьдесят два рост, пятьдесят восемь кило, жесткие каштановые волосы, тонкий прямой нос, детский рот, светящаяся кожа, большие синие глаза…

– Синие глаза? – хором поразились девушки.

– Мама зачала ее от литовца, который пришел устанавливать кондиционер. Это был ее первый акт независимости, она на свои сбережения приобрела климат-контроль. Они вместе отпраздновали это событие, и через девять месяцев… Мама не признаёт противозачаточные таблетки. Не из религиозных соображений, а потому, что не хочет находиться в зависимости от всякой химии. Она говорит, что после нескольких веков рабства наконец можно почувствовать себя свободным.

– И как же зовут это твое чудо?

– Антуанетта. Моя мама производит на свет только королев.

– А почему ты нас с ней до сих пор не познакомила?

– Вы староваты для нее. Она зовет меня мамулей, я ведь на десять лет ее старше. А кроме того, она слишком красива. Я рядом с ней кажусь дурнушкой.

– Да перестань! Ты красавица! – возмутилась Рози.

– Погодите, увидите ее! Убивает наповал. Тот тип просто упал замертво прямо посреди метро, пополз и чуть ли не ноги ей целовал! Сапоги потом можно было не чистить… А она, понимаете ли, листала Шопенгауэра. Он бежал за ней до самого дома. Когда он объяснил ей, что на деньги, которые она заработает, она сможет поступить в самый лучший университет, сестра соизволила его выслушать. Она чистой воды интеллектуалка. На внешность свою плюет, так сказать, с высокой колокольни.

– Вот счастливица! – вздохнула Джессика.

– И что в результате: она через полгода окажется на обложке «Вэнити Фэйр». Они все только и мечтают ее заполучить!

– Сразу предупреждаю – я не хочу ее видеть, – простонала Рози.

– А вот это будет трудно, поскольку ее лицо будет повсюду!

– Ре, до, ре, до, фа, ми, ре, до, си, си, ля, – пропел профессор Пинкертон, сидя за фортепиано. – Ре, до, фа, ми, ре, до, си, си, ля… си. Что происходит во время этих восьми тактов?

Студенты, сидящие в большой аудитории, молчали. Они благоразумно не спешили отвечать, выжидая, пока это сделает сам преподаватель.

– Что помогает нам понять музыкальную фразу? – спросил Пинкертон, повысив голос.

Один ученик осмелился произнести «ритм», второй – «повторение». Профессор заволновался, повторяя:

– А еще? Еще?

– Отношение между тоникой и доминантой? – предположил Гэри.

– Да, а еще? – настаивал профессор.

Его прервал сигнал мобильного. Гэри так и подскочил. Это был его телефон. Вообще-то формально нужно было выключать телефон в аудитории. Профессор имел право удалить студента с занятия. Перед каждой дверью жирно, крупными буквами, с двойным подчеркиванием было написано: «Не забудьте выключить мобильный телефон».

Гэри украдкой достал телефон и, перед тем как его выключить, прочитал: «Hate you»[4]. Гортензия. Сегодня утром они опять поссорились. А также вчера вечером, вчера утром, позавчера вечером…

Днем они ругаются, ночью вспыхивает страсть. Пламя, лед, пламя, лед, СТОП!

Сосед Марк перегнулся через его плечо, прочитал сообщение.

– Старик, это означает «я люблю тебя».

Гэри пожал плечами и положил телефон в карман.

Все студенты на передних рядах с неодобрением обернулись к нему. Гэри поморщился.

– У вас проблемы? – поинтересовался Пинкертон. – В любом случае это должно быть интереснее, чем мои слова.

– Простите меня, пожалуйста, забыл его выключить.

– Да, мы все тут могли в этом убедиться…

Пинкертон нахмурился, собираясь что-то сказать. Он уже открыл было рот, чтобы произнести роковые слова, и Гэри затаил дыхание, но профессор сдержался.