Гортензия в маленьком черном платье

– Одна замечательная женщина. Ее звали Надя. Мне было четырнадцать лет, я еще жил на Кубе. Ты при этом учти, что Гавана не была лишь городом, ввергнутым в пучину азартных игр, там расцветали искусства и особенно музыка. Самые великие артисты выступали во Дворце изящных искусств или в Аудиториуме, а я, спрятавшись за кулисы, слушал их. О, как я был счастлив, как счастлив! Однажды музыка прервалась, и я оказался лицом к лицу с высокой черноволосой женщиной, немного костлявой, в больших очках и с колье из изящных жемчужин. Она спросила, как меня зовут и что я делаю за кулисами. Я очень испугался, что она меня выдаст и меня прогонят оттуда, и не мог произнести ни слова. Тогда она тихо спросила: «Ты любишь музыку? Любишь ее по-настоящему?» Я ответил – да. Я был бос, брюки доходили мне до середины щиколотки, в общем, вид у меня был жалкий.

– А насколько сильно ты ее любишь? – спросила она.

– Я забываю поесть, я забываю поспать. Все забываю.

– И ты хотел бы играть на настоящем музыкальном инструменте?

– Да… На скрипке.

– А почему?

– Потому что я понимаю ее лучше, чем другие инструменты.

– А ты уже брал в руки скрипку?

– Мой дядя работает в ломбарде, у него небольшая лавочка тут неподалеку. Я там тоже работаю, помогаю. Открываю магазин, закрываю, прибираюсь, делаю закупки. И еще в мои обязанности входит следить за сохранностью мебели и вещей, оставленных в залог. Однажды утром, на заре, когда я открывал магазин, я увидел скрипача, которого накануне слушал в театре. Это был венгр с красивыми седыми усами. Он пришел заложить свою скрипку, поскольку накануне проиграл все деньги в карты. Его сопровождали два угрожающего вида бородача, которые спросили, сколько можно выручить за эту скрипку. Она была такая красивая, золотистая, трогательная… и когда я коснулся струн, услышал звук… Это была музыка, которую слушают ангелы. Я побежал искать дядю. Он не хотел платить, он ничего не понимал в скрипках, а бородачи тем более, и скрипач только попусту повторял, что скрипка стоит целое состояние, ему пришлось оставить ее за сущие гроши. Они оценили скрипку в размер его карточного долга. Он плакал, говорил, что ему конец, что ему остается только броситься в море. Бородачи приставили ему нож к горлу, и он замолчал. Они ушли втроем, бородачи пересчитывали на ходу деньги, а скрипач шел, сгорбившись под бременем несчастья. Его тело нашли на следующий день в порту. Это я узнал его. Из-за тех самых седых усов. Я сумел обменять скрипку на некоторое количество дополнительной бесплатной работы. Дядя был доволен.

– А ты умеешь играть? – спросила меня дама, которую звали Надя.

– Я учился сам. Иногда получалось ужасно, просто уши раздирало, а иногда так прекрасно, что я оборачивался, чтобы посмотреть, кто это рядом со мной играет!

– Играть хорошо – не то же самое, что хорошо играть. Ты чувствуешь разницу?

Она очень внимательно смотрела на меня. Ее волосы были собраны в пучок, на лице играла полубезумная восторженная улыбка, и доброта лучилась из ее глаз как ванильный крем. Эта женщина, amorcito, вовсе не была красивой, она была необыкновенной. Она светилась внутренним огнем, в ней читались ум и величие души. Она захотела посмотреть на мою скрипку. Я привел ее к себе домой. Достал скрипку из тайного укрытия. Она была завернута в серое покрывало. Я протянул ей инструмент. Она была настолько взволнована, что обессиленно рухнула на стул. Это была скрипка Гварнери. Именно от Нади я узнал это и еще узнал цену скрипки. Я чуть в обморок не упал, сколько там было нулей!

– А ты не знал?

– Нет. Но это не все. Она сопровождала с концертами знаменитого пианиста и месяц должна была оставаться в Гаване. Мы виделись каждый день. Она обучила меня обращению со скрипкой. Самым азам, естественно. Ей хотелось знать, живет ли во мне настоящая любовь к музыке. Способен ли я выложиться, отдать музыке все. Она говорила, что есть две категории людей: одни способны полностью выложиться, а другие… Про других она говорила так: «Они спят, ни к чему их будить. Главное, что совершенно неинтересно их будить, они очень милые, хорошие, такие, как есть. Но ты – другой. Ты должен научиться быть внимательным, чтобы стать великим. Каждый человек, который действует, не обращая ни на что внимания, зря теряет свою жизнь».

– Она была права, abuelo. Если ты играешь, не обращая ни на что внимания, музыка не звучит.

– Она еще говорила: «Я даже осмелюсь сказать, что жизнь человека сводится к нулю отсутствием внимания, занимается ли он мытьем стекол или пытается создать шедевр».

– Как бы я хотела встретиться с ней!

– Закрой опять глаза, я расскажу тебе.

Калипсо улыбнулась и послушалась деда. Улисс Муньес учил ее таким прекрасным вещам…