Горы и этажи

Ребята обступают Ваню, слушают внимательно. Сережка Богданов становится вплотную возле Ваниного локтя, но не толкается, а заглядывает Ване в рот.

Услышала бы сейчас мама Ванин голос, так опять сказала бы про «пронзительный тембр».

— Столько всяких аппаратов уже придумали! А что? Очень просто, что скоро придумают аппаратик, и мы услышим, как розы песни поют. А чего же?

— Вот пойдем на плантацию роз да наслушаемся песен, верно, Ваня? — говорит Сережа Богданов.

— А у мамы в оранжереях все церапегии вудди вдруг засвищут. Вот так! — Ваня свистит, верещит и припускается вскачь. Ватага ребят за ним. Из школы их не возят: с горы бегу минут пятнадцать до самых нижних домов.

Дорога вьется между домиками, прилепившимися к уступам горы. Если глянуть на гору сверху, то это каскад из каменных лестничек, красных черепичных крыш, зеленых, желтых, оранжевых фруктовых деревец. Все это освещено солнцем, блестит и сияет. Ваня скачет с камня на камень, пробегает дворики, карабкается по высоким ступенькам. Все в нем ликует. Он беззаботен и счастлив.

В одном дворе висят качели. Можно ли не покачаться? И ребята качаются с визгом и смехом до тех пор, пока на крыльцо не выскакивает разъяренная тетка.

— Погибели на вас нет! — кричит тетка. — Вся школа пока не перекачается, хоть в гроб ложись! Уши лопаются! А ну, геть со двора! Сейчас возьму веник да обломаю об ваши бока!

Как стая вспугнутых скворцов, ребята вылетают из дворика и мчатся дальше. Кусты ажины. Через минуту у всех черные рты. Терн, шелковица, поднятый с земли и торопливо расколотый камнем миндаль, упавший через забор перезрелый персик — все жуется, глотается, все кажется на диво вкусным.

Ниже поселка начинаются парки. Ребята забираются и самые отдаленные уголки. Через заросли бамбука они пробираются на цыпочках, затаив дыхание. Ваня впереди. Он оглядывается, прижимает палец к губам, шепчет:

— Тут живет неизвестный зверь, еще никем не открытый! Не спугните!

У всех мальчишек округляются глаза. Сережка Богданов осторожно, стараясь не шуметь, подбирает с земли ветку — вооружается на всякий случай.

— Убежал! — вскрикивает Ваня. — Только хвост мелькнул.

— А кто это был? — испуганно спрашивает маленький Санька.

— Наверно… окапи! — заявляет Ваня. — Окапи всегда прячется. В самой гуще, где потемнее. Его знаете как трудно увидеть!

— Какой это зверь — окапи? — недоверчиво спрашивает Сережа.

— Да в кино-то про джунгли видел? Мы же вместе смотрели.

— А он здесь не водится. То африканская вроде косуля.

— Может, и здесь завелся. Тише! Слышите?

В сухих листьях, устилающих землю, и правда прошуршало. Все замирают.

— Змея! — шепчет Ваня. — Может быть, самая главная. Глава всей змеиной семьи!

— Если тут их семья, я боюсь, — признается Санька.

— Так она уже уползла, — успокаивает его Ваня и кричит: — Не будем бояться, следопыты!

Издавая победные вопли, мальчишки вырываются из чащи на аллею. Навстречу идет человек в светлом костюме с фотоаппаратом через плечо.

— Дяденька экскурсант, который час? — спрашивает Сережа.

Человек смотрит на ручные часы:

— Три часа.

Ваня меняется в лице, растерянно моргает.

— Я обещал прийти сразу после школы, — говорит on упавшим голосом и в панике озирается по сторонам: — А где…

Да вон он — валяется на тропинке, только что покинутой еще никем не открытым зверем! Не потерялся школьный портфель — громадная удача!

Без оглядки бегут ребята через оливковые рощи, мимо клумб с поздними гладиолусами, проскакивают между темными кипарисами, перепрыгивают через кактусы. До свиданья, джунгли, пампасы и тайные тропы!

3

— Где же ты был, Баня? Это просто невозможно! Начало четвертого, а уроки кончаются без пятнадцати час.

Ваня виновато смотрит на бабушку:

— Я забыл…

— Что ты забыл?

— Что надо сразу вернуться домой.

— Ох, Ваня, Ваня! И как ты еще голову не забыл где-нибудь на сучке орешника? Мой руки и садись обедать. Живо! Хорошо бы успеть выучить уроки до маминого прихода…

Да, хорошо бы. Это Ваня понимает и торопливо трет руки под рукомойником у крыльца. Немножко воды бросает себе на нос: чтобы как-то загладить вину, вымыл лицо.

Бабушка только на днях приехала к ним в гости. Без бабушки Ваня учил уроки с мамой, когда та возвращалась с работы. Посмотрев, как это у них происходит, бабушка сильно расстроилась.

Вот как идет у них дело.

Мама садится возле Вани и смотрит, как он пишет. Не проходит и минуты — мама начинает кричать:

— Ну, что ты пишешь, негодный! Ты что, не видишь линеек? Я же тебе показывала, как надо!

— Я нечаянно, — говорит Ваня.

— Да держи ты ручку по-человечески! Перо у тебя не пишет, а только скрипит.

— Ну ты-ы! — сердито и жалобно тянет Ваня. Это он ругает перо. Но мама принимает на свой счет:

— Это еще что за «ну ты»? Научился у своих мальчишек. Чтобы я такого не слыхала! Разве это буква «эм»? Это верблюд, а не буква «эм»!

Ваня начинает плакать. Крупные слезы падают на тетрадку. Мама промакивает их промокашкой.

— Сейчас же перестань! Нет, я заставлю тебя хорошо учиться!

Ваня плачет громче.

— Не кричи на него, — говорит бабушка. — От этого он хуже соображает.

Серо-синие, как у Вани, глаза мамы темнеют от гнева: