Горы и оружие

— Теперь уже не узнаем, кто стоял за этим: американцы, англичане, иранцы или турки. Но так или иначе, а организовал покушение ильхан. Старый пес прислал в Париж сына. Они с вас глаз теперь спускать не будут.

— В Париже — не в горах.

— Хоть и в Париже, а все равно остерегайтесь, — как бы вскользь сказал Таха.

— Остерегаться чего? Что они могут мне сделать?

— Каждый здешний курд наверняка уже знает, что вы разыскиваете пропавшие деньги. Причем знает, что на эти деньги будет куплено оружие.

— С самого начала было ясно, что огласки не избежать, — сказал Мак-Грегор.

— А если не остережетесь — не избежать и того, что деньги и оружие в конце концов достанутся ильхану.

— Не будем об этом, Таха. Это на ответственности Комитета...

— Ильхан нацелился прибрать Комитет к рукам.

— Каким образом?

— Оттеснив кази и моего отца. Загнав их подальше в горы. Почему, думаете, тот юродивый стрелял в отца? Это ильхан — для устрашения.

Свернув у «Одеона», они улицей Расина подходили теперь к Латинскому кварталу. В конце бульвара Сен-Мишель собралась небольшая демонстрация: на всем левом берегу ощущалась в людях взбудораженность. Боковые улицы на их пути густели полицейскими на мотоциклах, солдатами отрядов безопасности, жандармами, как шахматными фигурками доска. В дверях boelangerie[3] стояла булочница с кошкой на руках; кивнув на полицию, она горько пожаловалась Мак-Грегору:

— Весь квартал окружили. Укупорили нас со студенческим сбродом. И теперь этот сброд начнет бить у меня стекла.

— Думаю, нам благоразумней будет убраться отсюда, — сказал Мак-Грегор Тахе. — Вряд ли ты захочешь, чтобы полиция пригляделась поближе к твоим документам.

— Проводите меня в метро, которое идет на... — Таха достал клочок бумаги из кармана куртки: — На Вожирар.

— Зачем тебе туда?

— Там Хаким живет, студент-медик, у него комната возле мастерских на улице Вожирар, — прочел Таха по бумажке.

Войдя в ближайшую станцию метро, они остановились на лестнице и стали разбираться по висящей большой карте. Определили маршрут, затем Мак-Грегор проводил Таху на платформу и в ожидании поезда спросил, не нужны ли ему деньги.

— Нет, дядя Айвор. Не нужно ничего.

— Как долго ты намерен пробыть здесь?

— Это от вас зависит, — сказал Таха, — от того, удастся ли вам спасти деньги.

Мак-Грегор вздохнул. Он посадил Таху в поезд на Монпарнас, проводил его взглядом — запертого в стеклянной парижской клетке паренька, садящегося на скамью среди продавцов, машинисток, клерков европейского большого города. Казалось, Таха ничего вокруг не замечает — словно нет в Париже ничего такого, на что стоило бы тратить внимание.

Глава шестнадцатая

Пийе-Виль оказалась кривой, как козья ножка, улочкой. На одном ее конце Ротшильды только что выстроили коробку из камня и стекла для своего коммерческого банка. На другом конце тяжелели твердыни Национальной страховой компании, возведенные полвека назад. В промежутке стояли друг против друга два типично парижских дома. На одном, на старой медной дощечке Мак-Грегор прочел: «L. F. & Cie», то есть «Братья Лазар и компания», вторая знаменитая банкирская фирма Парижа. Дом же, стоящий напротив, был снабжен табличкой размером с визитную карточку, и на табличке значилось: «Мозель». Дом был высокий, красный, изобиловал окошечками.

Мак-Грегор позвонил, подождал, и ему открыл старик в кожаном фартуке. Не говоря ни слова, он провел Мак-Грегора в превосходно сохранившийся салон в стиле Луи-Наполеона, пахнущий полиролем. Затем старик скрылся на минуту, а вернувшись, пригласил в широкий лифт, и они поднялись на верхний этаж, точно в другой мир. У коридоров с серомасляными стенами, толстыми коврами, крашеными дверями, у всех поверхностей был стерильный мозелевский вид. Мак-Грегор услышал стук пишущих машинок, но они звучали почти по-домашнему, а столовая, в которой ждал его Мозель, напоминала красивую голландскую кухню — неярко белая, с кафельным черно-белым полом и приятным глазу голландским очагом.

— Я перед обедом обхожусь без аперитивов, — сказал Мозель. — Но вы, если желаете рюмочку...

Мак-Грегор отрицательно качнул головой.

— Итак, прошу к столу, а затем посетим «Сеньорию», я там сведу вас с человеком, могущим помочь. Разумеется, я исхожу при этом из предположения, что от меня требуется лишь одно: дать вам направление, в котором нужно действовать.

— Совершенно верно.

Они сели за стол с клетчатой скатертью и туго накрахмаленными белыми салфетками, и женщина в белом халате подала белый луковый суп.

— Меню у нас здесь для всех единое, — сказал Мозель, — но если что-нибудь вам не по вкусу, то ее насилуйте себя — придумаем, чем заменить.

— Я не привередлив, — сказал Мак-Грегор.

— Прежде чем обсуждать что-либо, — продолжал Мозель, осторожно пробуя суп, — я желал бы в порядке сугубо конфиденциальном выяснить одну деталь. Она то и дело всплывает в связи с вами. — Он улыбнулся Мак-Грегору обезоруживающей улыбкой.

— Пожалуйста.

— Мне это совершенно все равно и ничего для меня не меняет, но я не люблю действовать, не уяснив ситуации.