Ожега ехала, вполуха слушая, как всё это Озара объясняла Радмиле. Кикимора была единственной из водного народа, кто отправился с ними. В Гнезде, на территории бабушки Зины, водники чувствовали себя бодрячком, но те, кто по большей части жил в воде, вообще-то, зимой впадали в спячку. По правде, даже сирины, хотя и считались давно отделившейся «сухопутной» ветвью и не жили непосредственно в воде, были гораздо менее активны в зимний период. Впрочем, зимой засыпали и берегини, и лешие, и многие другие, а просыпались всякие снежные духи и прочая «свита Карачуна», приносящая холод, голод и смерть.
Мамы-кудесницы зачаровали сани, так что и по воде они скользили, и не задувало сильно, и вес их облегчили так, что тройка их личных сивкабурок легко тащила всю весёлую процессию из доброго десятка саней, соединённых как поезд. Темнодар после переправы через озеро скакал рядом, показывая выносливость и силу китоврасов, а все остальные, кто пожелал отправиться с ними, разместились во главе обоза. Ожега сидела вместе с Озарой, Радмилой, Лихолапом и пятнадцатилетним Семибором из Финистов. А Оляна, Огневзор, Ягира с Лучезаром из Семарглов — молодым симпатичным блондином лет двадцати — ехали в первых санях, управляя их передвижением.
— Озара, ты говорила, что волос индрика нужен, — вспомнила Ожега, — Бабушка упоминала, что возле Яшмовки они водятся. Мы же туда тоже должны заехать?
— Индрик до Интра, а это ещё двадцать дней, вам вряд ли встретится, — сказал Лихолап, — Зимой они, как и речные коровы, не слишком активны.
— Может, у кого-то будет пара волосков, — пожала плечами Озара. — Надо у местной знахарки поспрашивать, на индриков крестьяне не охотятся, зверь священный, но волосы, бывает, собирают: у них свойства лечебные. Втыкают всякие коряги специальные у берега, чтобы индрик почесался да оставил.
— О, я и не знала, что люди так делают, — удивилась Радмила, и Озара с воодушевлением начала рассказывать о местных обычаях вплоть до их первой остановки в Ладнополье.
После Ладнополья были Кожемякино, Медвежий Лес, Прислон и Большие Дубы, где всё проходило примерно по одному сценарию: они с сёстрами раздавали пряники, по сто раз повторяя и получая в ответ «Щедрое, доброе утро!», а потом и «Щедрый, добрый день!». Первыми их окружали ряженые дети, после подходили старики и только потом зрелые женщины и мужчины. Получить пряник старались лично из рук в руки. У крестьян считалось хорошей приметой ещё и прикоснуться к юдваргу, что сулило удачный год. Хотя касались в основном рукавов или подола, когда благодарили поясным поклоном. Оляна щедро дарила улыбки и почти каждого ребёнка гладила по голове или руке, отчего те радостно верещали и щербато улыбались. Ожеге в Прислоне сунули в руки младенца и попросили дать ему имя. Фантазии, и то с подсказки Оляны, у неё хватило лишь на Щедреца, в честь праздника, — впрочем, родители мелкого остались очень довольны.
В Яшмовку они въехали к началу подани, почти к заходу солнца. Раздали пряники и задержались из-за волос индрика, которые всё же оказались у местной знахарки.
— А то как же, есть, есть, — закивала румяная бабка в белых овечьих шкурах на вопрос Озары. — Есть волосы, сохранила я с осеней линьки. Фёкла я, знахарка, да. Тогда часть индриковых волос увезла на ярмарку, а часть оставила. Пойдёмте, княжны, пойдёмте, там оно. Да ещё и сразу вопрос решим с гостьей незваной из Яви. Правду бают, в Коляду грань меж мирами дюже худая, — приговаривала бабка, сноровисто шагая по деревне к своей избе. — Глянули на еёную одёжу: девка из Яви! Тут и Семак мелкий разобрался, что к чему. Привёл её значица. Я сразу ей нужного отвару дала, который из Гнезда присылали как раз перед Колядой, чтобы, как, значица, велено было, ежели што, с чужаками из Яви поступать. А потом и звать Навь Старшую, чтоб разобраться. Никто ж, кроме вас, не уведёт её, откудова пришла. Вроде как заблудилась, сказала Семаку-то. Ну, это понятно дело. Ладно хоть, не охотник какой с той стороны, умалишённый, тьфу ты.
— Значит, это женщина? — еле вклинилась в этот монолог Озара.
— Дык, кака женщина, говорю же: девка, юная совсем, одета странно да чудно, по-мужски, хотя в котомке еёной платье было и вроде как на ноги… черевики. Спит крепко после отвару-то. Её унесли да у печи положили, замёрзла, болезная. Я сразу сказала, что в Щедрец к нам сами приедут из Гнезда. Так что вас и дожидалася.
— Вы всё правильно сделали. Отвар, как я понимаю, тот, что на основе мака? — кивнула Озара и пояснила Ожеге с Оляной: — После длительного крепкого сна он вызывает спутанность сознания и люди не могут точно вспомнить, что происходило или как они попали в Беловодье, в общем, воспринимают реальность в искажённом виде. Его чаще всего используют… Лучше, чем пропавшие без вести люди, которых к нам занесло.
— И, как Алисе из Зазеркалья, им словно приснился слишком яркий и запоминающийся фантастический сон? — спросила Оляна.