Горыныч 3.0. Инициация

— В каком-то роде, — усмехнулся Миша и тут же как-будто помрачнел: — Дед настоял…

— Не грусти, отвлечься от интернета и телевизора тоже полезно, — улыбнулась Оляна, прекрасно понимая чаяния людей своего возраста. Одноклассники жизни не мыслили без гаджетов и доступа к «благам цивилизации», так что поездка в деревню для многих была настоящей каторгой и испытанием для психики.

— И как? У тебя получается?

— Думаю, что да.

— И что делаешь? — поинтересовался Миша, по прежнему стоя по пояс в воде. Оляна даже заподозрила, что русалки стащили с него трусы или вроде того.

— До обеда помогаю в саду и огороде. После обеда гуляю и купаюсь. Ещё мы травы и водоросли сушим. За ягодами ходим. Или вот сегодня цветы собрала, — подняла Оляна руку с букетом. — Тренируюсь плести венки на Купалу, а то всё время у меня разваливаются, надо бы покрепче…

— Венки? Научишь меня? — спросил Миша, неспешно выбираясь на берег и надевая на себя светлую футболку, которая была спрятана в кустах. Трусы на нём всё же были, но парень быстро зашёл за куст и вышел уже в длинных шортах.

— Да, давай, научу… Мне всё равно их надо побольше наплести…

— А зачем тебе много венков? Тем более, что Купала вроде бы не скоро…

— Купальский венок защищает дом… — осторожно сказала Оляна, вспомнив о запрете рассказывать людям о народах Нави, и перевела тему: — А ещё поверье есть, что венок на Купалу позволит русалке выйти на берег. И вообще это мой любимый праздник, когда костры выше головы, хороводы и песни. И я каждый год ищу цветы папоротника! Правда… ещё ни разу не нашла, но смысл не в этом…

— Ты смешная, — с улыбкой перебил её Миша.

Они стали встречаться каждый день на берегу озера. Гуляли, купались и разговаривали обо всём на свете, если Оляна не была занята в обрядах и хороводах. Миша тепло смотрел на неё своими яркими глазами, внимательно слушал и, казалось, понимал и разделял её взгляды. В груди трепетало новое томительное и жгучее чувство, отчего Оляне, казалось, что воздуха едва хватает для судорожного вдоха. Ей стали сниться сны, в которых они с Мишей держатся за руки. Оляна вспоминала рассказ мамы о том, как та полюбила папу с первого взгляда. И ей хотелось так же: с первого взгляда и на всю жизнь, идти рука об руку.

Тогда казалось, что то, что она чувствует к Мише, это и есть то самое. Она представляла, как будет всегда-всегда с ним. Так же гулять и обо всё говорить. А потом к ним присоединятся их дети…

В конце обрядовых празднеств, на завершающий ритуал очищения — Купалу — Оляна упросила прадедушку Ладимира допустить и Мишу.

И ради человека прадед даже держал некоторые иллюзии, чтобы не смущать человека иными, не слишком похожими на людей участниками праздника: например, озорными огневицами, которые начали свой финальный танец, закончившийся поджогом огромного главного костра — Царь-огня — из вытащенного со дна озера топляка, сетей, неводов и ритуальных подношений. Тот, получив дар огневиц, полыхнул сразу весь — ярко и мощно, с утробным удовлетворённым гудением; вершину его венчало колесо — символ Солнца, — а в небо летели огромные яркие искры, которые как будто зажигали звёзды. Оляна знала, что огневицы в расплату за обряд потеряют человеческий облик до самой зимы. От них останутся лишь угли, которые нужно будет со всем тщанием собрать и принести в Гнездо. Ближе к Коляде огневицы из угольков превратятся в детей, за которыми чаще всего присматривал дедушка-Огнеслав. Когда Оляна и её сёстры были маленькими, они иногда играли с «живыми огоньками». Те дети быстро росли — как говорится, не по дням, а по часам, — и к Купале уже становились «девушками на выданье», единственная задача которых — пожертвовать собой в обряде поджигания Царь-огня. Озара даже с кем-то из них могла общаться в силу своей близости к огню.

Миша охнул, увидев зажигание огромного костра, но вроде бы особого удивления не выказал. Оляне было любопытно, что увидел её любимый, но она смолчала, ничего не спросив. Далее потянулись в хоровод русалки и полевицы с венками и цветами в распущенных волосах и специально расшитых рубахах.

Во взгляде Миши отражались блики огней, он улыбался так искренне и как будто чуть растерянно. Ладонь Оляны лежала в его руке, и она, поддавшись чувствам, как заворожённая, потянула его прыгать через один из малых костров, зажжённых уже от Царь-огня в ходе обряда очищения. В Купалу вот так, взявшись за руки, через костёр прыгали только парочки. Так Оляна хотела показать Мише, что готова считать его суженым.

Но сначала Миша замер перед костром, вглядываясь в полыхающие языки пламени, а затем посмотрел на неё глубоким взглядом. Оляна так и не поняла, что в нём было. Ей даже показалось, что Миша что-то прошептал одними губами, и на миг в сердце кольнуло стылой иглой, так как послышалось, что он сказал «прости» или даже «прощай».

А потом они прыгнули.

Миша кулем упал с другой стороны костра, сильно напугав Оляну: почудилось, что он не дышал. Оляна приложила ухо к его груди и услышала совсем слабый стук.