Госдачи Крыма. История создания правительственных резиденций и домов отдыха в Крыму. Правда и вымысел

государственную охрану объекта Специальным отделением при Президиуме ВЧК/ГПУ/ОГПУ и Отдельным пограничным корпусом войск ГПУ;

проверенный и политически надежный персонал, обслуживающий спецобъект Управления Кремлем и домами ВЦИК;

закрытую территорию, с контролем внешнего и внутреннего периметров, а также строгой пропускной системой;

комендатуру с начальником объекта – комендантом дома отдыха ВЦИК № 2, назначаемым Управлением Кремлем и домами ВЦИК в Москве, который отвечал за:

а) оперативную безопасность объекта;

б) пожарную безопасность объекта;

в) административно-хозяйственную деятельность объекта;

г) особое (литерное) снабжение продуктами и остальными необходимыми материалами для жизнеобеспечения (топливо, вода, стройматериалы и т. д.).

Особый интерес вызывает между тем литературный труд известного писателя С.Н. Сергеева-Ценского «Моя переписка и знакомство с А.М. Горьким», где он подробно, но без сарказма описывает лицемерие и ханжество «пролетарского писателя», утопавшего по самые уши в роскоши и надуманном обожании народа. Действие в данном произведении происходит в июне 1928 года в доме отдыха ЦИК имени К. Маркса[37], где А.М. Горький, плотно поев и попив коллекционное вино с выдержкой в 110 лет (!!!), решил поехать на личном автомобиле в престижную гостиницу «Мариино» (существует до сих пор в Ялте), витиевато рассуждая о «дворцах, отданных под дома отдыха для рабочих». Впрочем, читайте сами:

«…С того времени плоское, выжженное летним солнцем и белеющее известковыми камнями плато Ай-Петри связывается в моем представлении с картинными галереями Италии, и связующим звеном между ними является высокий желтоусый человек, в белой фуражке, сером пиджаке, с широкими плавными движениями длинных рук.

Когда машины наши помчались вниз, они уже не задерживались в Ялте, а проскочили по направлению к Гурзуфу: Алексей Максимович был приглашен обедать в дом отдыха членов ЦИК в Суук-Су, бывшее имение миллионерши Соловьевой.

Обед, впрочем, уже давно окончился, когда машины подкатили к столовой, и Алексея Максимовича встретили только администрация дома отдыха и врач, но зато здесь было приготовлено для угощения Горького две бутылки стодесятилетнего вина – портвейна и муската.

Такого вина не приходилось пить даже и ему: оно было густое, как масло.

– Вот это вино так вино! – часто повторял он и покачивал восхищенно головою. – Какая это поговорка есть насчет подобного вина, вы должны помнить, – обратился он ко мне.

Однако я не помнил что-то подходящей поговорки, и он начал припоминать сам:

– Как же так не помните? Говорится: «Где блины, там и мы…»

– «Где кисель, тут и сел, – дополнил я, – где пирог, тут и лег». А насчет вина что-то ничего не придумано.

– Вот какая строгость! – удивился Алексей Максимович и, повторив все три изречения, добавил: – А где такое вино дают, отсюда уж мы никуда не уйдем, тут и ляжем, но уж все до дна выпьем!

Я первый раз видел тогда дом отдыха внутри и, помню, обратил внимание на то, что подавальщицы – несколько человек – сели за тот же стол, за каким сидели и мы, и во все глаза глядели на Горького.

Но это любопытство подавальщиц подзадорило Алексея Максимовича, и, кивая мне на ближайшую из них, он сказал азартно:

– А ну-ка, Сергей Николаевич, кто из нас лучше знает Россию! Вот как вы полагаете, – какой губернии она уроженка?

– Рязанской, – ответил я, ни секунды не думая.

– Нет, Саратовской, – так же уверенно отозвался он.

Конечно, подавальщица могла бы слукавить и сказать из вежливости, что она действительно саратовская, но она захотела быть правдивой и сказала певуче:

– А я и вовсе здешняя, ялтинская!

Мы с Алексеем Максимовичем посмотрели друг на друга и расхохотались.

Послеобеденный мертвый час в доме отдыха ЦИК тем временем пришел к концу и, кажется, даже раньше, чем обычно, так как всем хотелось видеть Горького. Алексея Максимовича пригласили в сад сниматься с отдыхающими; нашлись тут у него и знакомые по Москве.

Однако пробыл он тут недолго, и, когда ехали мы обратно в Ялту, он говорил с подъемом:

– Какова, Сергей Николаевич, идея-то – такие дворцы отдать под дома отдыха для рабочих? Где еще в мире есть что-нибудь подобное? А перед вашим приездом я в Ливадии был. Там, понимаете ли, в царском дворце крестьяне отдыхают, – вот это зрелище!.. За границей сочиняют еще, по старой привычке, новых царей для России, а прежней России уже и в помине нет, и в царском бывшем дворце посиживают себе у окошек бывшие мужики посконные, поглядывают кругом: «Наше…» Хорошо!.. Очень хорошо!.. А что цикады, – начали уже трещать у вас тут?

Как раз в то время, когда мы вернулись из Суук-Су в гостиницу «Мариино», туда приехала из Алушты моя жена, и Горький, узнав об этом, не только переоделся в лучший, по-видимому, костюм, какой был в его багаже, но и от своих спутников потребовал принарядиться, надеть галстуки…»[38]