Госпиталь

– Предположим, корнет, что стакан – это форма Вселенной, наполняющаяся время от времени жизнью, в конечности которой мы с вами сейчас убедились. – Анатолий Дмитриевич повертел в руках пустой стаканчик. – Я, не являясь создателем формы и ее содержимого, по стечению обстоятельств вершу судьбу мириад молекул портвейна. Молекулы обладают сознанием, ведут какую-то жизнь, постигают мою трансцендентальную сущность, праведники возносятся вверх, грешники выпадают в осадок – и все для того, чтобы слиться с Абсолютом, то есть со мной, ибо я – Бог и конечная цель данного мироустройства. Мое опьянение станет для них высшей истиной, а я, высший разум, пьяный свалюсь в овраг и сверну себе шею.

– Точка зрения, достойная закоренелого гностика, – отозвался неугомонный корнет, – я все-таки напомню вам, что Бог есть любовь, а не просто целеполагающее начало, высшее основание и конечная цель. Даже вы не станете расписываться в полном безразличии к бедным молекулам портвейна. В какой-то степени вы их любите, вам не безразлична их судьба, как и вы не безразличны Логосу.

– Логос, мой дорогой, не более чем текст – который Бог, и некто третий, кто этот текст читает.

– Я принимаю вашу иронию от Иоанна, поручик, «Вначале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог». Но речь идет не просто о Разуме, а еще и о всеобщем космическом законе, о карме…

– Карма, – азартно усмехнулся Анатолий Дмитриевич. – А представьте-ка себе наспех сколоченный балаганчик, полно зрителей, мастеровые, крестьяне и прочий сброд, вонь, семечки, на сцену поднимается конферансье, такой вертлявый субъект, и объявляет: «Почтеннейшая публика, а сейчас перед вами выступит непревзойденный исполнитель кармических куплетов Василий Пряников! Просим!» Выходит вышеназванный Василий и скверным голосом поет под гармошку о том, как пришел Ванька к Аньке и хвать ее, простите, за пизду. Тут с печи слезает Анькин муж, Антон, и бьет поленом Ваньку по башке. Мораль – не зарься на чужое. Вот вам и Логос, и закон кармы! – Корнет то ли соглашался, то ли просто начинал поклевывать носом. – Но это не полная картина мирозданья, – продолжал Анатолий Дмитриевич, – ведь в балаганчике сидят зрители. Одна и та же захватывающая история отражается и происходит параллельно во множестве сознаний. В сущности, выстраивается модель Троицы. Бог-Отец – автор кармического куплета, Бог-Сын – исполнитель, и Святой Дух – слушатель, третья ипостась, без которой представление невозможно. В одном из миров духовной начинкой оказался пролетарий с Нарвской заставы. В совершившемся событии он найдет что-то близкое и гармоничное. Рядом с ним по случайности оказался профессор Санкт-Петербургского университета. Вообразите, как покоробило его спетое безобразие. И получается, что в мире, где присутствует Дух профессора, бедный Ванька не понимает, зачем приперся к Аньке, за что поленом получил, и помирает. А изменить ничего нельзя – куплет прозвучал, универсум состоялся. И такая тоска возьмет и Ваньку, и Аньку, и ее мужа…

Анатолий Дмитриевич приумолк, коротко задумавшись о причинах собственной тоски, которые, вместе с этим бесконечным пожаром за рекой, вечной сыростью и повальным пьянством среди офицеров, не поддавались никакому логическому объяснению.

Он открыл глаза и со смущением понял, что не заметил, как задремал. Подкрадывались ранние сумерки, и, значит, он провалился в сон часа на полтора. Почти синхронно с ним проснулся корнет.

– Я вас внимательно слушаю, господин поручик, – пробормотал он извиняющимся тоном.

Анатолий Дмитриевич попытался вспомнить, о чем шла речь. Тема недавней беседы вначале дремотно брезжила, потом отчетливо прояснилась. Всплыли даже слова, после которых он впал в сонное забытье.

– Зато в параллельном мире, – уверенно сказал Анатолий Дмитриевич, – с Духом пролетария все будет отлично. Ванька знает, зачем пришел, за что хватать. И смерть не страшна, потому что справедливая. Впрочем, и это только часть проблемы…

Его прервал шум, производимый сотнями копыт. Где-то рядом пронесся табун лошадей. Словно ошалевшие, лошади летели в сторону яра.

Анатолий Дмитриевич подхватил с земли винтовку:

– Сейчас выяснится, кто их спугнул!

Он быстро скатился в овражек, при случае с успехом бы заменивший неглубокий окоп. Следом за поручиком туда на четвереньках переполз и рохля корнет. Анатолий Дмитриевич несколько томительных минут высматривал обозримое через бинокль пространство.

– Никого, – сказал он шепотом.

– Так на чем мы остановились, господин поручик? – безмятежно спросил корнет, усаживаясь на прежнее место.