Госпиталь брошенных детей

Мы старались не отставать от Лайла – факельщика, с которым я подружилась в Блумсбери, – проходя по темным улицам. Одной рукой я обнимала узкие плечи Шарлотты, а в другой держала холщовую сумку, с которой впервые пришла на работу. Но теперь там лежало нижнее белье, сменное платье, чулки, туфли и продукты, которые я взяла из кладовой: хлеб, холодный пирог со свининой, бутылка пива, два яблока и имбирный хлеб, завернутый в бумагу.

Ночь была холодной, улицы опустели. Никто не покидает свой дом после темноты, когда ночные обитатели Лондона выползают из своих нор и опасность таится в каждом переулке. Даже на этих широких и красивых улицах мою кожу пощипывало от страха. Особенно здесь: редкие одинокие фигуры, скорее всего, были слугами, отправленными за табаком, или богачами, возвращавшимися из своих клубов, но в тишине было что-то тревожное, заставлявшее меня стремиться к ярко освещенным дверным проемам и вечной суете на улицах Лудгейт-Хилл. Скоро мы будем там. Лайл вел нас, и с каждым шагом мы приближались к этому месту и удалялись от Девоншир-стрит. Единственными звуками было легкое шлепанье наших ног по мостовой и шелест нашего дыхания. Темные оконные стекла смотрели на нас пустыми глазами.

– Думаешь, она уже вычислила тебя? – спросил Лайл, и его слова гулко прозвучали в темноте.

– Ш-ш-ш! – прошипела я. – Не здесь.

Я познакомилась с ним всего лишь несколько недель назад, однако мы доверили ему нашу свободу. Я встретила Лайла однажды вечером, вскоре после того как начала работать у мисс Каллард. Тогда незнакомый дом физически давил на меня, когда я лежала в постели, и я испытывала ошеломительное ощущение, как будто меня похоронили заживо. Я взяла ключ из банки в судомойне и встала на крыльце черного хода, чтобы почувствовать дуновение холодного ночного ветра на лице и в волосах. Когда я опустилась на верхнюю ступеньку, глядя на пустую улицу, кто-то сзади вдруг спросил: «Огоньку не желаешь?», и появился Лайл, потрясавший незажженным факелом, словно мечом. Я вздрогнула и зажала рот ладонью – крик мог разбудить весь дом, да и соседние дома.

– Нет, – прошипела я. – Отвали от меня.

Он не обратил внимания на мои слова.

– А покурить? – Он протянул трубку, но я покачала головой и зябко передернула плечами. Мне хотелось вернуться в дом, но я знала, что как только сделаю это, крышка гроба захлопнется надо мной еще на один день. Он был темноволосым и на вид казался иностранцем, с землистым лицом и строгим выражением лица, но его выговор был точно таким же, как мой. На нем была черная кепка, надвинутая на лоб, и узкое черное пальто, которое хорошо облегало его фигуру. Все в нем было каким-то тенистым, как будто он был создан ночью и мог раствориться в ней по своему желанию.

Он лениво прислонился к перилам и изучал меня, продолжая попыхивать трубкой.

– Полагаю, ты не шлюха из Ковент-Гардена, ждущая клиента: у тебя ночная рубашка вылезает из-под плаща. – Я покраснела и плотнее запахнулась в плащ, а он запрокинул голову и рассмеялся громче, чем нужно. – Кроме того, мы далеко от Ковент-Гардена. А это дом торгаша. – Он указал трубкой. – Но ты не похожа на жену мельника.

– Я не воровка.

– Так я и думал, – отозвался он. – Не могу разглядеть тебя как следует, но судя по тому, что я вижу, ты судомойка и сейчас ждешь кого-то.

– Я работаю няней, – горячо возразила я. – А ты слишком много болтаешь, и было бы лучше, если бы ты шел своей дорогой.

– Тогда кого же ты ждешь? Возлюбленного, не так ли?

– Нет.

– Значит, мужа?

– Если бы я была замужем, то не работала бы здесь, разве не ясно?

– Значит, у меня выдался удачный вечер.