Госпиталь брошенных детей

За воротами я достала сложенную карту из нагрудного кармана. Бумага подрагивала у меня в руках, и я обозначила свой маршрут пальцем, глядя вперед, на пустую аллею. День был солнечным и холодным; по нему проплывали редкие облачка, и редкие коровы паслись на окрестных полях. Пыльная дорога с зелеными просторами по обе стороны вызывала очень странное чувство: я была незащищенной и одновременно незаметной. Я прошла вдоль стены из сухой каменной кладки, снова миновала участки под застройку и конюшенные подворья, где грумы в ливреях расхаживали по дорожкам с седлами и щетками для лошадей, и никто из них не замечал меня. Я немного постояла там, где мой экипаж каждое воскресенье поворачивал направо, направляясь на запад. Потом я повернула налево и пошла по узкой улице с маленькими таунхаусами, где дорога была достаточно широкой для двуколки, но не для кареты и выходила на более широкую дорогу к скромной часовне. Там было немного людей: няни в кружевных чепцах со своими подопечными и возчики с узлами и пакетами. Метельщик, проходивший мимо, оперся на метлу, чтобы перевести дух. Никто не обращал на меня ни малейшего внимания, пока я шла на юг к просторной зеленой площади, обсаженной молодыми деревьями. Слева приближался кучер, погонявший лошадей, и я отпрянула под дерево, когда колеса простучали мимо, на секунду закрыв глаза, чтобы не видеть их. Я крепко держала карту в руке и снова развернула ее, чтобы уточнить свое местоположение. Дома на площади были похожи на мой, но с маленькими железными балконами на втором этаже и тремя узкими окнами на верхних этажах вместо двух широких. Я прошла по тропинке к юго-восточному углу площади и пересекла пыльную дорогу, чтобы рассмотреть пронумерованные двери; оказалось, что мне нужна зеленая, с белым кирпичным узором вокруг нее. В дверной фрамуге были две трости, перекрещенные в центре.

Я поднялась на крыльцо и постучала. Секунду спустя дверь распахнулась, и хозяин задохнулся от изумления, увидев меня.

– Добрый день, доктор Мид, – сказала я и обогнула его, чтобы войти в прихожую, закрыв дверь за собой. Там было тихо и сумрачно; на улице проехала еще одна карета, и где-то далеко залаяла собака. Доктор был в рубашке, и на его шее, где он поправлял воротничок, виднелось чернильное пятно. От него пахло мылом, шерстью и чем-то еще, не похожим ни на что остальное, – возможно, это был запах его кожи.

– Миссис Каллард. – Его голос звучал сдавленно, как будто ему было трудно дышать. У подножия лестницы тикали напольные часы. – Что вы здесь делаете?

Я сняла перчатки и положила ладонь на его теплую щеку.

– Не надо ничего говорить.

– Это Шарлотта? Она…

Я крепко поцеловала его в губы, а потом наклонила его ухо к моему рту.

– Вы и я в мраморе, – прошептала я. – Все остальное в пыли.

Глава 21 Бесс Апрель 1754 года

Из церкви Сент-Джайлз мы сразу же отправились в Блумсбери. Прогулка не заняла много времени – всего лишь полмили от того места, где жил Лайл, хотя казалось, что Блумсбери находится на другом краю света. Его семья почти в полном составе пришла на свадьбу: столько братьев и сестер, сколько он смог собрать после нашего приезда, собравшихся на улице, и его мать – миниатюрная полная женщина, похожая на деревянную куклу, с добрыми глазами, как у Лайла, и такими же густыми бровями. Его отец был в своей портновской лавке, а Эйб торговал на рынке, но оба благословили нас, и Эйб этим утром передал мне свадебный подарок в виде маминого шелкового платочка с кружевными оборками и ее инициалами М. Б., о существовании которого я даже не догадывалась.

Это была быстрая, но очень радостная церемония; первые два ряда скамей занимали члены большого семейства Козаков, которые перешептывались друг с другом на неподражаемой смеси сербского и английского языков, то и дело прерываемые шиканьем и неодобрительными взглядами матери. Кезия и Уильям пришли с мальчиками и гордо уселись по другую сторону прохода. По случаю свадьбы моя подруга подарила мне новое платье, одно из самых восхитительных, какие мне приходилось видеть, – бледно-голубое, с капором и лентой в тон платью. Томаш, один из братьев Лайла, ждал снаружи с пони и двуколкой, которую мы недавно купили, а когда мы вышли из церкви, то обнаружили, что он скачет на пони наперегонки с кучей грязных детей. Мы перецеловали всех Козаков, одного за другим. Мать Лайла ласково ущипнула меня за щеку и сказала что-то по-сербски, а Лайл горячо поблагодарил ее и поцеловал в лоб. Мозес и Джонас бегали вокруг вместе с другими детьми, пока Кезия пожимала мне руку и желала удачи, а Уильям заключил меня в отеческие объятия и пожал руку Лайлу. Потом мы направились на север под легким утренним дождем.