– У меня все тело исполосовано. Чертова уйма шрамов. Взяли меня в полевой госпиталь. Только-только оклемался – и выгнали коленкой под зад. Было уже совсем иначе. Было плохо. Ни еды, ни воды. Едва перебивались. Времена, скажу я вам, совсем никуда. Чего потом было – помню слабо. Я с тех пор видел много мест, а против Денвера все дерьмо. И люди стали как собаки. Никто не угостит стаканчиком – хоть ты сдохни. Так вы чего, точно не будете?
– Пейте сами, – сказал Пит. – Ведь вино так трудно достается.
– Что правда, то правда. Помогите мне еще хлебнуть, ладно?
– Давай.
Пока Пит поил Тома, Тибор крикнул со своей тележки из другого угла сарая:
– Ну, как он там?
– Приходит в себя, – крикнул в ответ Пит. – Погодите чуток, я уже иду.
Тут он решил-таки задать Тому вопрос касательно Люфтойфеля – чтобы Тибор потом не ныл.
– Старик, ты знаешь, кто такой был Карлтон Люфтойфель?
Оборванец тупо уставился на него, потом потряс головой.
– Может, слышал где это имя. А может, и нет. Память у меня никуда не годится. Ваш друг?
– Для меня он тоже – только имя и фамилия, – сказал Пит. – Но мой спутник – калека без рук и без ног – одержим мыслью найти его. Ищет упрямо. Все будет искать и искать – пока не умрет в пути. Бедный несчастный калека…
В глазах Тома заблестели пьяные слезы.
– Бедный несчастный калека, – захлюпал он носом. – Бедный несчастный калека.
– Можете произнести имя? – спросил Пит.
– Какое имя?
– Карлтон Люфтойфель.
– Дайте мне еще выпить, пожалуйста.
Пит снова подержал бутыль.
– Ну? – сказал он, когда старик оторвался от горлышка. – Можете произнести «Карлтон Люфтойфель»?
– Карлтон Люфтойфель, – сказал Том. – Я, слава богу, еще не разучился разговаривать. Только вот память…
– А вы не могли бы…
Нет, это даже смешно. Тибор сразу раскусит, что к чему. Или все-таки нет? Том Глисен по возрасту примерно подходит. Тибор принял его за больного, понял, что это сильно пьющий человек. Да и вера Тибора в безусловную правильность своих суждений явно ослабела после убийства Шульда-Люфтойфеля. «Если повести дело уверенно, – подумал Пит, – достаточно немного подтолкнуть Тибора, и тот непременно поверит. Итак, я не выказываю ни малейших сомнений, а Том твердо стоит на своем. И должно получиться. Иначе мы будем болтаться по свету до скончания века – и кто знает, представится ли такой же удобный случай, как сейчас, покончить все разом и получить возможность спокойно вернуться в Шарлоттсвилль, где я закончу обучение и снова увижу милую Лурин. К тому же какая восхитительная оказия подложить свинью Служителям Гнева! Если все сойдет гладко, это будет такая злая ирония: пусть Служители Гнева кладут земные поклоны и молятся не своему Господу в ипостаси Карлтона Люфтойфеля, а одной из его жертв; пусть они окружают восторгом и обожанием ничтожную развалину, грязного и тупого забулдыгу, подзаборного горького пьяницу и лодыря, который сроду ни для кого пальцем о палец не ударил, за всю жизнь не сделал ничегошеньки для своих ближних; пусть они поклоняются этому жалкому ходячему аппарату для переработки литров алкоголя, который никогда не имел и грана власти над другими или даже над самим собой; пусть они в своей церкви славословят самого ничтожного из ничтожных, человечишку без роду и без племени!.. О, какое бы это было блаженство – видеть именно Тома Глисена в центре тиборовской фрески, на самом почетном месте. Ради этого стоит постараться!»
– Не могли бы вы сделать доброе дело для моего бедного несчастного друга-инвалида? – спросил он, принимая окончательное решение.
– Чего? Доброе дело? Извольте, почему бы не сделать… В этом мире еще есть кой-какое милосердие… Только если не очень трудно. Я уже не тот, что раньше. Ничего сложного не… Чего ему, сердяге, надо?
– Он страстно хочет увидеть Карлтона Люфтойфеля, человека, которого мы никогда в жизни не найдем. Ему и нужно-то лишь одно – сфотографировать этого человека. Не могли бы вы… ну, сказать, что вы и есть Карлтон Люфтойфель, что вы когда-то были председателем Комиссии по разработке новых видов энергии. Скажите еще, если он спросит, что это вы отдали приказ произвести ядерный удар. Вот и все. Сделаете? Сможете?
– Надо еще дерябнуть, чтоб яснее думалось, – сказал Том.
Пит снова поднес бутыль к его губам.
– Как там у вас? – крикнул Тибор из своего угла. – Все в порядке?
– Да, – крикнул Пит. – Тут дело поворачивается очень интересно! Не исключено, что нам неслыханно повезло. Погодите, я немного приведу этого человека в порядок, и все прояснится… Имейте терпение.
Том вцепился в руку Пита, чтобы тот не убрал бутыль прежде времени, и упоенно глотал вино. Потом отвалился и закрыл глаза. Похоже, вырубился. Или, и того хуже, помер.
– Эй, Том! – испуганно позвал Пит.
Молчание. Казалось, пьянчужка превратился в камень, провалился сразу на миллиард лет назад, в эпоху застылой безмятежной гармонии неодушевленной материи. Никакой тик больше не пробегал по его лицу.
«Черт тебя забери!» – в сердцах подумал Пит Сэндз и заткнул бутыль пробкой.