Дети в первых рядах заходились от смеха.
— Пауль…
В конце ряда стояла Сибилла.
Я поднял руку. Она подошла и села рядом. Дети смеялись так громко, что можно было спокойно говорить.
— Что случилось?
Я рассказал, что произошло.
— И как мне теперь исчезнуть из города?
Дети заливались звонкими высокими голосами.
— Я переправлю тебя через границу.
— Пойдем, — сказал я.
Мы вышли из зала, забрали в гардеробе чемодан и поспешили на улицу.
— Вы уже уходите? — удивилась кассирша.
Я-то надеялся, что она нас не заметит, и поспешно ответил:
— Мы спешим на поезд.
Она с любопытством оглядела нас.
— Бурггассе, двадцать четыре!
Такси поехало. Сибилла сидела рядом со мной на заднем сиденье. Она была божественно красива в это утро, красива как никогда.
Неожиданно она промолвила:
— Спасибо, Пауль.
Я ничего не ответил. Солнце померкло, и я пожелал, чтобы нам сопутствовал сумрак.
Дом двадцать четыре по Бурггассе был старым, с тяжелыми сырыми сводами. На кривых лестницах горели слабые лампочки, свисающие на проводах из ноздреватых стен. Пахло углем и жиром. Умывальники и туалеты выходили в коридор. Возле квартирных дверей располагались кухонные окошки. В одной кухне злобно ругались муж с женой. Она кричала:
— Не ври! Я видела, как ты целовался с этой стервой!
Муж орал в ответ:
— Заткни пасть и отдай мои деньги!
Алиса Тотенкопф жила на втором этаже. На двери под ее именем на белой эмалированной табличке было написано: «Грузоперевозки». Я постучал. Тут же раздался пронзительный женский голос:
— Кто там?
Я сделал Сибилле знак молчать и не отвечал сам.
Тяжелые шаркающие шаги приближались к двери.
— Вы что, не умеете говорить? Кто вы такие? — Дверь открылась. Я тут же распахнул ее шире, затолкнул Сибиллу впереди себя и вошел в полумрачную грязную кухню. Все происходило очень быстро.
— Чего это вы надумали?