Господь хранит любящих

Стемнело рано. Улицы были сырые и грязные, снег таял, и машины катили по черным, заполненным водой колдобинам. Поезд, на котором должна была приехать Сибилла, опаздывал. Мы стояли на перроне вокзала, и фен протяжно завывал и раскачивал электрические лампочки.

Этим вечером я молился. Я подумал, что это стыдно и низко с моей стороны — заключить мир с Богом в момент, когда я не знаю, как мне быть дальше. А потом решил: если Он есть, то пусть посчитает своей победой то, что я обращаюсь к нему именно в тот момент, когда не могу обойтись собственным разумом.

Я молил Бога защитить Сибиллу. Я молил: «Сделай так, чтобы она заподозрила неладное. Сделай так, чтобы она не приехала в Вену. Дай ей остаться с фальшивым паспортом в Германии. Если Сибиллы не будет в том поезде, который мы ждем, я поверю в Тебя!» На такой манер я пытался заинтересовать Бога в нашей сделке. «Сделай так, чтобы мы прождали напрасно. Сделай так, чтобы Сибилла не приехала в Вену, Боже, и тогда я поверю, что Ты есть и что Ты услышал меня!» В этот вечер, вопреки всем своим инстинктам, я был полон решимости уверовать, что Бог присутствует в каждом акте мышления.

«Внимание! Арльбергэкспресс из Цюриха через Зальцбург и Линц прибывает на третий путь».

Я увидел огни дизель-локомотива. Они появились далеко за централизационным постом, между сигнальными огнями, и медленно приближались.

«Господи, если Ты мне сейчас поможешь…»

Огни все приближались. Навстречу ему покатились тележки носильщиков. И вот поезд дальнего следования въехал под своды перрона и остановился.

— Стойте здесь! — приказала Петра и скрылась за колонной. Пошли первые пассажиры. Обнимались друзья. Какой-то ребенок с криком «Папа!» бросился к поезду.

«Господи! Господи, прошу Тебя!»

Все больше пассажиров шло мне навстречу, Сибиллы не было видно. Мое сердце бешено колотилось. Если Бог принял мое предложение и я теперь должен в него верить, значит, я буду обязан пойти на исповедь. Я стал размышлять, к каким последствиям это приведет. Должен ли я выложить пастору всю ситуацию, в которой оказался?

Ребенок, кричавший «Папа», возвращался; он весь сиял и тащил за собой загорелого светловолосого мужчину. Рядом с мужчиной шла Сибилла. Она помахала мне. Я подумал: все, Бога нет. Потом я, правда, рассудил, что, может, Он и существует, но не пошел на мое предложение.

Носильщик тащил чемодан Сибиллы. Я сделал шаг вперед. Она обняла меня:

— Здравствуй, родной! На границе все прошло гладко…

Ее голос оборвался. Я знал почему, хоть и не видел Петру. Я почувствовал, как Сибилла застыла в моих объятиях, и тихо сказал:

— Я ничего не мог поделать. Со вчерашнего дня она шантажирует меня.

И только потом я повернулся. Петра выступила из-за колонны. Первитин увеличил ее глаза, зрачки были неимоверно расширены.

Она спросила:

— Видите полицейского там наверху, Сибилла?

— Да, — ответила Сибилла.

Меня поразило ее спокойствие. Она задумчиво рассматривала Петру, без тени волнения. Носильщик уже прошел с чемоданом вперед.

— Сейчас вы отдадите мне свой паспорт, Сибилла, — сказала Петра. — Если не отдадите, я позову на помощь.

Сибилла открыла свою сумочку, и паспорт — в который раз — поменял своего владельца.

— Господин Голланд, возьмите нас обеих под руку!

Я взял, и мы пошли к выходу из вокзала. Я повернулся к Сибилле:

— Поверь, я ничего не мог поделать… Если бы я не позвонил тебе, она пошла бы в полицию…

Сибилла молча кивнула. У меня создалось впечатление, что она все еще не осознала, в каком мы положении. Над выходом из вокзала был растянут транспарант. Я прочел: «Посетите прекрасную Австрию!»

10

Паспорт Сибиллы мы также депонировали у адвоката Петры на Зейлерштетте и после этого поехали в ее квартиру.

Фен набирал силу. Мне становилось все больше не по себе от спокойствия Сибиллы, она производила впечатление апатичной и безучастной. В такси она молча уставилась в одну точку перед собой и избегала смотреть на нас с Петрой. Один раз она чему-то кивнула, неспешно и убежденно. Она что-то шептала сама себе, но слов было не разобрать.

— Что с тобой?

— Ничего. — Она взяла меня за руку.

В своей квартире Петра сразу же приступила к делу. Садисткой она не была.

— Мне нужны драгоценности, — обратилась она к Сибилле почти извинительным тоном. — У меня жуткие долги. Послезавтра истекает срок одного векселя. Я столько должна, что уже и не знаю, как выпутаться. К тому же я проигралась в казино. Как говорится, положение мое отчаянное. Кредиторы больше не будут ждать. Итак, вы отдаете мне драгоценности, Сибилла, и тут же получаете свой паспорт — и можете лететь на все четыре стороны.

Сибилла покачала головой. Ее решение казалось окончательным.

— Да, да, — сказала Петра. — Вы отдадитемне их. У меня еще есть время до завтрашнего вечера. Это много времени. Вы еще успеете передумать.

— Что за драгоценности? — спросил я.

— Те, что ей дал Тонио Тренти, — ответила Петра. — Он подарил ей каменьев и браслетов по меньшей мере на сто пятьдесят тысяч шиллингов. Весь Рим говорил об этом.

— Украшений у меня больше нет, — сказала Сибилла.

— Что?