Господь хранит любящих

Виктория Брунсвик, которую двенадцатью годами позже я полюбил под именем Сибиллы Лоредо, сидела за своим хрупким столиком, неподвижно уставясь в пустоту, словно умерев час назад.

Немецкая служба безопасности арестовала куратора посольств Тонио Тренти в тот же вечер, около восьми. Тренти был как раз у себя дома и собирался покинуть город. Он стрелял в одного из двух сотрудников, промахнулся и был сбит с ног другим. Его тотчас же доставили в отель «Минерва», резиденцию гестапо в Риме. В тот же час были схвачены все его друзья.

На следующее утро Сибилла исчезла. Анжело, слуга, отвечал:

— Синьора уехала на некоторое время. Я не могу сказать, когда она вернется в Рим.

На самом деле в Рим Сибилла больше не вернулась. Она исчезла бесследно. Через месяц после ее отъезда вилла на Пьяцца ди Спанья перешла германскому консульству, и туда въехал некий барон фон Вайдебрекк, страдавший грудной жабой.

Тонио Тренти и его друзей переправили в Берлин. Петра Венд больше о нем не слышала. Все ее попытки связаться с бывшим возлюбленным потерпели неудачу.

Во время отчаянных попыток по спасению Тонио Тренти она встретилась с его отцом, Эмилио Тренти. Тот отбыл в Берлин и дошел до Риббентропа. Все было напрасно. Тонио Тренти и его друзья были казнены двадцать восьмого мая 1944 года между семью и восемью тридцатью утра во дворе тюрьмы Моабит через повешенье. С отцом Тонио случился тяжелый нервный припадок. С безумными видениями, в лихорадке, он был доставлен в Рим санитарной машиной. Петра ухаживала за ним.

Пятого июня 1944 года отец Тонио получил письмо, в котором сообщалось, что он может, если захочет, получить урну с прахом своего сына. В этом случае за пересылку и прочие издержки следует уплатить пять тысяч лир наложенным платежом. По поручению родителя Петра направила в Берлин письмо с просьбой о пересылке урны. Та все не приходила. Шестого июля 1944 года — Петра как раз отправила в Берлин второе письмо — урна была доставлена.

Эмилио Тренти и Петра считали дело решенным. Но они ошибались. По повторному письму Петры четырнадцатого июля была выслана еще одна урна с прахом. Как видно, у немцев при рассылке колоссального количества урн вкралась случайная ошибка. Как бы то ни было, за вторую урну также полагалось уплатить пять тысяч лир. В этом отношении в немецком рейхе все еще царил порядок.

15

— Мы заплатили пять тысяч лир во второй раз и выбросили обе урны, — рассказывала Петра Венд.

Она по-прежнему сидела на своей кровати, но больше не плакала. Ее глаза покраснели.

— Могу себе представить, господин Голланд, как все это для вас ужасно, — сказала она.

В этот момент я еще был не в состоянии вообще что-нибудь осознать из ее рассказа. Когда в лесу под Кельном я наступил на противотанковую мину, я поначалу не чувствовал страха. И страх, и осознание того, что у меня больше нет ноги, пришли много позже. Поначалу же я не чувствовал ничего.

Я допил свое виски и спросил:

— И больше вы о Сибилле ничего не слышали?

— Никогда.

— Вы остались в Риме?

— Нет, господин Голланд. Мои итальянские друзья предупредили меня. Они сообщили, что мне предстоит отзыв в Берлин, где я тоже буду наказана.

— И что вы предприняли?

— У берлинского атташе по культуре были друзья в Вене, супружеская пара. Муж был химиком. У него за городом, в Вейнбергене, был домик. Он и его жена спрятали меня там до конца войны. Одно время была опасность, что меня вышлют из Австрии из-за отсутствия работы, но потом я нашла работу на студии и осталась в Вене.

— Вы дали показания против Сибиллы?

— Разумеется. Еще в апреле сорок пятого.

— И?

— Много лет затем меня постоянно вызывали для получения дополнительных сведений. По представлению мюнхенской прокуратуры меня также допрашивали в венских следственных органах.

— Почему мюнхенской прокуратуры?

— Ваша подруга родом из Мюнхена, господин Голланд.

Я здраво рассудил: понятно, почему, достав фальшивые документы на имя Лоредо, она поселилась в Берлине. Я бы тоже не остался в Мюнхене. Ни в коем случае. Это было бы слишком рискованно.

— И чего добились следственные органы?

— В книге регистрации смертей по западному административному округу Мюнхена они нашли запись, по которой некая Виктория Брунсвик числилась скончавшейся одиннадцатого августа девятьсот сорок четвертого года, на улице, от сердечного приступа.

— Думаете, запись сфальсифицирована?

— Я в этом уверена. — В ее глазах снова появилось выражение жуткого страха, как там, на Акациеналле. — Виктория получила фальшивые документы, переехала в Берлин и жила там спокойно все десять лет, пока не встретила отца Тонио!

Я кивнул. То, что она говорила, звучало разумно. Страшно, но не бредово. Так вполне могло быть.

— Потом она инсценировала свое похищение, последовала за ним в Зальцбург и застрелила его. И теперь, и теперь… — Петра осеклась и посмотрела на меня.

— Что теперь будет? — прошептала она. — Она в городе, она где-то поблизости, я чувствую это. Я так боюсь, господин Голланд! Скажите, что мне делать? Пойти в полицию и все рассказать? Или молчать? Скажите же!

Я поднялся:

— Не знаю, госпожа Венд…