Господь – мой брокер. Семь с половиной законов духовного и финансового роста

Возбуждение, охватившее Билла, можно было прямо-таки потрогать руками. Он зевнул (верный знак):

– Это так же верно, как и все твои прежние новости?

– Билл, – заверил я, – знаю, мой послужной список – не из лучших. Но этот источник – дело верное.

– Ты что, опять под хмельком?

– Билл, за два года я не выпил ни капли. Ты бы сам не захотел попробовать ту бурду, что мы тут выделываем. Слово даю.

– Ты о чем?

– Не важно. Слушай, клянусь тебе в двух вещах. Во-первых, я трезв. Во-вторых, это единственный шанс нашего монастыря. Мне нужно занять на один день пару тысяч.

– Две тысячи?

– Билл, для тебя это пустяки.

Последовала долгая пауза. Наконец приятель подал голос:

– Я буду считать это заблаговременным рождественским пожертвованием. Итак, ты хочешь зашортить цены на свиную грудинку на две тысячи?

– Вот именно.

Я постарался придать своему голосу нотки уверенности, пока мы обсуждали детали ставок на резкое падение цены свиной грудинки на товарной бирже.

– Хорошо, – сказал Билл. – Договорились. Как с тобой связаться?

К тому времени, как Кларк нашел нужные детали, давно перевалило за полдень. Пикап должен был быть готов только на следующий день, так что я добрался обратно в Каны на попутке. Мне не пришлось долго голосовать – люди, как правило, не отказываются подвезти монаха.

Я немедленно направился в келью аббата. На лицах монахов, стоявших у дверей, было выражение глубокой обеспокоенности. Они сообщили, что после моего звонка состояние аббата сильно ухудшилось. Покончив с бичеванием книги, он швырнул ее в огонь, восклицая: “Ego te expello!”[5] Пришлось удерживать его, чтобы он не бросился вслед за книгой. Тогда было решено вызвать доктора Кука, очень симпатичного психиатра, работавшего в одной из близлежащих тюрем. В тот момент он уже находился у аббата.

Брат Феликс сказал:

– Доктор Кук употребил выражение «разрыв с реальностью». Думаю, эта штука обычно называется нервным расстройством.

Я бодрствовал вместе с братией, вознося смиренные молитвы во имя исцеления нашего настоятеля, и корил себя за то, что сразу не понял, в каком состоянии пребывал добрый аббат, и не смог предвидеть последствия своего телефонного звонка.

Наконец из кельи вышел доктор Кук.

– Я сделал ему укол, – сообщил он. – Аббат – человек крепкого сложения, так что приглядывайте за ним. Сейчас он успокоился, но все время повторяет одно и то же: «Вот где они находятся в данный момент». Это такая молитва?

Монахи покачали головами, а я решил, что лучше не просвещать собравшихся относительно «медитаций» нашего настоятеля.

В этот момент пришел брат Алджернон и сказал, что меня срочно вызывают к телефону. Это был Билл.

– Ну, брат, должен признать, что у вас в монастыре имеются отличные источники информации! Котировки на свиную грудинку рухнули, как ты и говорил.

– И как сильно рухнули?

– К закрытию ты заработал 27 000 долларов. На какое имя открыть тебе счет? – Он помедлил. – Не передумал делиться с монастырем?

В полном ошеломлении я повесил трубку. Это была первая достойная прибыль, которую я получил за свою жизнь, и пришла она прямо от Бога. Господь услышал наши молитвы и ответил на них. Я всегда весьма осторожно обращался со словом «чудо», но как еще можно было объяснить то, что случилось со мной в тот день в гараже Кларка?

Я тут же бросился к аббату, чтобы сообщить ему добрые вести, надеясь, что они смогут вывести из глубин отчаяния.

– Отец настоятель? – Когда я вошел в келью, аббат сидел в кровати с остекленевшим взглядом. – Как вы себя чувствуете?

– Bene. Et tu?[6]

Раньше я не слышал, чтобы он употреблял разговорную латынь, и сумел ответить лишь неуклюжим “Dominus vobiscum”[7].

Аббат заговорил – я не совсем понял о чем: то ли о погоде, то ли о коробке передач. Со своими познаниями в латыни я мог только сочувственно кивать, время от времени вставляя “Certe!”[8]. Наконец произнес:

– Отец мой, я принес замечательные новости.

– Quid?[9]

– Мы не могли бы говорить по-английски? Хотя бы минутку?

– Lingua Latina lingua Dei est[10].

– Я уверен, это так, но я не знаю, как на латыни будет «свиная грудинка».

– Abdomina porcorum.

– Можно перейти прямо к делу? Знаю, это может прозвучать кощунственно, но, когда в гараже я читал Часы, Господь вдохновил меня сыграть на бирже. Я позвонил старому другу и попросил поставить две тысячи долларов на то, что цены на грудинку резко пойдут вниз. И угадайте что? Так и случилось!

– Quid?

– Мы заработали 27 000.

– QUID?

– Вот, разрешите мне записать это для вас.

Я взял дощечку, лежавшую у его кровати, и записал:

$MMMMMMMMMMMMMMMMMMMMMMMMMMM[11].

Аббат что-то пробормотал. Я придвинулся ближе. Он подсчитывал что-то по-латыни. Аббат поднял на меня глаза:

– 27 000… долларов?

Я кивнул:

– Мой друг открыл на Уолл-стрит счет на наше имя.

Глаза аббата расширились:

– Так вот что он имел в виду!

– Кто?

– Дипак Чопра. Так вот где были в тот момент наши деньги! На Уолл-стрит!

Он улыбнулся, и мне никогда не забыть той улыбки.