Читаем Господь низвергает своих ангелов (воспоминания 1919–1965) полностью

На третьем конгрессе председателем Исполкома Коминтерна был избран Григорий Зиновьев[46]. Членами Коминтерна стали на этом конгрессе, если я правильно помню, тридцать девять коммунистических партий, более или менее реально существовавших. Однако после конгресса они всё больше стали отдаляться от интересов рабочего движения своих стран и всё больше приспосабливаться к целям руководства Третьего Интернационала, находившегося в Москве. Я сознательно говорю о «более или менее реальных» коммунистических партиях, ведь иные из них состояли всего из нескольких членов, иначе говоря, существовали лишь на бумаге. Это тоже были мелкие рыбёшки, уверявшие, что они акулы.

Коротко опишу структуру Коминтерна. Проводившиеся в Москве конгрессы, на которые каждая партия, входившая в Коминтерн, посылала своих представителей, имевших право голоса, были теоретически высшим органом управления Коммунистического Интернационала. В действительности не так. За двадцать четыре года существования Интернационала проводилось лишь семь конгрессов. В промежутках между конгрессами руководство было поручено Исполкому Коминтерна, но и он провёл не более семнадцати пленумов[47]. Входило в Исполком человек тридцать, избирались они на конгрессах из делегатов партий — членов Коминтерна. От некоторых крупнейших партий, к примеру, от германской и советской, в Коминтерне было несколько представителей. Почти все они жили в Москве.

Политический секретариат Исполкома Коминтерна, члены которого также избирались на конгрессе, осуществлял контроль за практической деятельностью. Входило в него от восьми до десяти человек, которые постоянно должны были находиться в Москве. В рамках Политического секретариата работал более узкий секретариат, который составляли три оргсекретаря Коминтерна. Назывался он «узкая комиссия». За те девять лет, что я проработала в штабе Коминтерна, я знала всего трёх человек, приказы которых выполнялись беспрекословно: Отто Куусинен, Осип Пятницкий и Дмитрий Мануильский[48]. Куусинен отвечал за основные направления и следил за политическим и экономическим развитием капиталистических стран. Пятницкий контролировал тайную деятельность, финансы и занимался вопросами  кадров и управления. Мануильский имел наименьший вес среди этих троих в принятии важных решений; он был как бы глазами и ушами ЦК партии в Коминтерне, связным между обеими организациями, а также руководил деятельностью Коминтерна во Франции и Бельгии, поскольку знал обе страны со студенческих лет. Секретарём «узкой комиссии» был питомец Отто Куусинена Мауно Хеймо[49].

Каждая партия, входящая в Коминтерн, имела право — если считала это нужным — через своих представителей в Исполкоме ставить Коминтерн в известность о своих проблемах; когда же надо было разрешить серьёзные разногласия и споры в какой-либо заграничной компартии, инициатива принадлежала комиссии. Представители партии вызывались в Москву, и Политический секретариат назначал ответственных работников для переговоров с делегацией. Переговоры часто продолжались месяцами. В конце концов составлялась резолюция, которая ставилась на голосование. Обычно резолюции готовились в Коминтерне ещё задолго до приезда делегации в Москву, правда, в процессе обсуждения их приходилось довольно часто изменять. Затем члены делегации возвращались в свою страну, чтобы привести деятельность партии в соответствие с резолюцией. Рекомендации, содержавшиеся в решениях, часто были неэффективны в разрешении конкретных конфликтов, а зачастую даже наносили вред компартиям.

Если не считать вопросов борьбы между Сталиным и Троцким, на совещаниях Коминтерна никогда не обсуждались внутренние дела компартии СССР. Среди сотрудников, правда, ходили слухи о борьбе за власть в высших правительственных и партийных кругах; в результате этой борьбы в политике советского правительства и, естественно, Коминтерна происходили крутые и страшные повороты. Вскоре было строжайше запрещено на совещаниях в присутствии иностранных коммунистов упоминать внутренние дела партии. Они не входили в круг бесед и официальных диспутов и хранились в строжайшей тайне. Остальные же компартии обязаны были сообщать в Коминтерн всё, что касалось их деятельности. Чека имела в каждой партии своих людей, из членов этой же партии, и осуществляла строгий контроль. Если иностранец по наивности спрашивал, почему в Коминтерне никогда не обсуждаются внутренние проблемы СССР, он получал ироничные или уклончивые ответы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза