Читаем Господь низвергает своих ангелов (воспоминания 1919–1965) полностью

В Берлине я провела сутки. Там случайно в ресторане встретила Виртанена — мир тесен! Такая встреча была небезопасной: в гитлеровской Германии за иностранцами велась жестокая слежка. Виртанен говорил свободно по-норвежски, в Берлине жил под норвежским именем, с немецким паспортом, который получил в отделе международных связей Коминтерна. Кажется, его звали Ёхан Луис Корселл, когда-то паспорт его принадлежал коммунисту из Осло, приезжавшему в Москву. Но Виртнена беспокоило, что паспорт был подделан неуклюже, он просил Сигне Силлен заменить его на шведский. Поэтому он был рад нашей случайной встрече и просил меня сразу по приезде сообщить Сигне, что будет ждать новый паспорт в определённое время в отеле «Терминус» в Копенгагене. Подделка паспорта трудностей не составит — у Сигне были его фотографии и данные. Ниило, кроме того, был недоволен работой — в условиях гитлеровской Германии он не мог ничего сделать — и надеялся скоро уехать из Берлина. Так вскоре и случилось, правда, немного иначе, чем он предполагал. Он всё ещё надеялся, что четвёртое управление направит его в Китай. Мечта его позже сбылась, но, к своему несчастью, он подчинился приказу вернуться из Китая в Москву, где жили его жена и сын, и стал жертвой репрессий.

С паспортом на имя Хилдур Нордстрём я без труда прошла паспортный контроль и в конце ноября приехала в Стокгольм. Остановилась в отеле «Кронпринсен». На следующее же утро я встретилась с Сигне Силлен, передала просьбу Виртанена. Паспорт для него у Сигне был уже готов, но вдруг перед отъездом в Копенгаген она получила письмо на немецком языке, в котором Виртанен сообщал, что арестован, просил связаться с его норвежским другом адвокатом Фальком. Тот должен приехать в Берлин и постараться его вызволить. Фальк был норвежский коммунист, они подружились с Ниило в Москве. Как ни странно, письмо было адресовано прямо Сигне, это было опасно. Но ещё более непонятно, что письмо послано в конверте с печатью полицейского управления Берлина. Чем это объяснить? Мы предположили, что Ниило нашёл среди тюремных надзирателей товарища по партии и тот на всякий случай послал письмо официальным путём.

Получив из Коминтерна телеграмму с разрешением финансировать поездку Фалька в Берлин, Сигне уехала в Осло. Фальк сообщил, что ехать в Берлин согласен. Но скоро надобность в поездке отпала. Берлинская полиция выяснила, что в Осло задержан настоящий Ёхан Корселл, совершивший незначительное преступление, и что Виртанен родом из Финляндии.

Много месяцев Ниило просидел в берлинской тюрьме, но ему, к счастью, удалось скрыть связи с Коминтерном. В конце концов его отправили в Хельсинки. Но там оснований для его задержания не было, и, как советского подданного, финские власти передали его в советское посольство. Виртанен, возможно, был прав в том, что норвежский паспорт был изготовлен плохо, но подпись губернатора, как Ниило рассказывал в декабре 1935 года в Москве, была подделана так ловко, что сам губернатор признал её за свою.

Прежде чем продолжить путь, я должна была получить новый паспорт: по русской визе в Японию я ехать не могла. Сигне Силлен снова принялась за дело, и через месяц у меня было новое имя и новый паспорт. На этот раз я была Элизабет Ханссон из Луле. Паспорт был настоящий, переклеена лишь фотография. Муж Элизабет, член компартии, получил паспорт официально в Стокгольме: так просто! Теперь я была журналисткой Элизабет Ханссон, мы вместе с Сигне обдумали все подробности биографии.

Рождество 1933 года я провела в семье Сигне. Вдруг из Москвы я получила неожиданный приказ: возвращаться под именем Хилдур Нордстрём! Я уже было подумала, что поездка в Японию не состоится, но опасения оказались напрасны. До сих пор не могу понять, зачем мне велели вернуться, — инструкции можно было переправить и в Стокгольм. Но генерал Берзин, видно, хотел ещё раз со мной поговорить. Он подчеркнул, что в Токио я должна жить на широкую ногу и наладить связи с высшими правительственными кругами. Немецких кругов надо непременно избегать — почему, я узнала гораздо позднее. Никто, кроме самого Берзина, не может отдать мне приказа. Лишь по приезде в Японию я узнала, как будет организована с ним связь. Мой псевдоним — Ингрид. Связным в Японии будет мой старый знакомый, но кто —  Берзин не сказал. Потом Берзин выслушал легенду о жизни Элизабет Ханссон и остался доволен. Мы с Сигне действительно продумали все подробности.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза