Господь, прибежище мое… Мой путь к Богу

Мы переписывались уже почти год. В мае заканчивался срок его службы. О чем я писала? О том, как учимся, о погоде, что делаем на практике, какие успехи. А он писал об армии и что скоро закончит службу. Неожиданно письма перестали приходить, я еще подумала, что его куда-нибудь отправили по службе, и он не может писать. Через месяц, в апреле, получаю письмо от него и изумляюсь его содержанию. Он писал, будто я его, бессовестным образом, проверяла на честность, что я упрекала его в том, что он ехал со мной в поезде и был так пьян, что забыл, как меня зовут, что я не Люба, а Алла, что он еще и жениться обещал и так далее, и тому подобное. Я сначала опешила, а потом развеселилась. Я вспомнила, как папа рассказывал, что у него где-то есть родственники, что он с ними не знаком, но, может быть, когда-нибудь и встретятся. И тут Бог послал мне мысль, что вот и нашлась незнакомая родственница, и я решила написать ей. Своему же другу по переписке я написала, что раз он так про меня думает и такое мне написал, я не хочу больше с ним переписываться и видеть его не желаю. На том и закончилось наша переписка. Его я никогда в жизни не видела и ничего о нем не знаю, но по Божьему промыслу, он свел меня с Аллой.

Я написала Алле письмо, в котором предлагала ей встретиться возле кинотеатра «Украина». Когда я пришла к кинотеатру в назначенное время, там никого не оказалось. Я очень огорчилась и ушла, но через неделю мне пришло письмо от Аллы Княгницкой. Она писала про себя, что ей тридцать три года, что в прошлый раз встреча наша не состоялась, потому что у нее очень ревнивый муж, и она не рискнула встретиться со мною, не подготовив меня предварительно, чтобы я чего-нибудь лишнего при ее муже не сказала. Еще она сообщила, что работает в Отделе Рабочего снабжения Одесско-Кишиневской железной дороги прорабом и предлагала встретиться в полдень, в двенадцать часов, на вокзале.

Я спросила ее в письме, как я ее узнаю? Она ответила, когда люди ищут или ждут кого-то, это всегда видно, и мы обязательно узнаем друг друга. Мы встретились возле вокзального ресторана. Алла стояла в платочке возле окна. Увидев ее, я сразу же поняла, что это она.

Мы обнялись и расцеловались, потом зашли в ресторан поговорить и перекусить, так как было время обеда. Я не помню, ела ли я что-нибудь или нет, я только запомнила, что говорила мне Алла. Она рассказала, как ехала из Одессы после сессии и в поезде познакомилась с соседом по купе, Николаем, военным. Они разговорились, и Николай попросил ее адрес. Она сказала ему, что он может писать «До востребования» на то же самое почтовое отделение, где получала письма и я. Почта находилась рядом с вокзалом и рядом с местом работы Аллы. Как-то она заглянула на почту узнать, нет ли ей чего, а тут как раз пришло письмо мне от того же Николая. Она решила, что он перепутал ее имя, так как ей еще не приходилось встречать своих однофамильцев. Поэтому она убедила почтовую служащую, что это письмо адресовано ей, и та ей его отдала. Николай писал, что служить ему осталось всего ничего – недели две, и он приедет. Она написала ему, что видно, он настолько был пьян тогда, что забыл ее имя, что «она не Люба, а Алла» и т.д. Потеряв приятеля по переписке, я нашла – родственницу, подругу и наставника. Мне было тогда всего семнадцать лет. Мы подружились. Я часто бывала дома у Аллы, пока училась в Херсоне.

Окончание училища

Наступила последняя весна моей учебы в Херсоне, приближался Первомай. И опять Господь переменил направление моего жизненного пути, не дал поступить в Торговый техникум.

За два года я не получила ни одного письма от родителей, а тут пришло письмо от мамы, да еще с просьбой. Мама писала, что заболела, что нужно картошку сажать, да некому помочь: «Приезжай, доченька, на праздник и поможешь посадить!» В советское время все советские люди должны были идти на демонстрацию 1 Мая. Я решила, как послушная ученица, отпроситься от похода на демонстрацию у своей классной руководительницы, она ко мне хорошо относилась. Я просила ее отпустить меня до 1 Мая домой, объяснила причину, показала мамино письмо, но Господь ее «выю ожесточил», как «фараону Египетскому», и она меня не отпустила.

Я знала, что перед этим одна из учениц заходила к ней с тяжелыми сумками, в которых были гостинцы-продукты, и она ей разрешила не ходить на демонстрацию. Меня же за строптивость и отсутствие смирения Господь наказал, через классного руководителя.

Я не удержалась и, сгоряча, ей сказала, что если вам взятки дают, то вы отпускаете, а без взятки к больным родителям – нет. Вот уж воистину «язык мой – враг мой!» Так я себе навредила, попала в немилость у классного руководителя перед выпускными экзаменами.