Господь, прибежище мое… Мой путь к Богу

На фронте у отца с напарником была конная повозка для перевозки катушек с проводами и прочего связистского «добра». Как-то раз, перед боем, они протянули «связь» до какого-то села и им было приказано оставаться в том селе до утра. Отец с напарником постучались в крестьянскую избу и попросили, чтобы их пустили переночевать. Хозяин впустил их и предоставил им место возле печи, на которой сушились его рукавицы. Утром, уходя, напарник прихватил хозяйские рукавицы с собой, то есть украл их. После того, как они запрягли лошадей и отъехали от дома, напарник протянул одну рукавицу папе и сказал: «Будем менять по очереди, чтобы руки не отморозить». Папа спросил: «Где ты их взял?» Тот ответил, мол, в избе лежали на печи. Возвратиться было невозможно, так как налетели немецкие самолеты, которые начали сбрасывать бомбы на них и на село. Папа, когда надевал рукавицу, не вспомнил слепого старца и его предупреждение. Он забыл, что будет наказан, ведь он знал, откуда взялись эти рукавицы. Но думать и вспоминать было уже поздно. Немцы бомбили так, что, казалось, будто нет ни одного клочка земли, где можно было бы спрятаться. Одна бомба попала в упряжку и взорвалась, осколки полетели в разные стороны. Взрывной волной отца и напарника выкинуло из телеги. Больше папа ничего не помнил.

Очнулся отец лишь вечером, когда пришли санитары выносить с поля боя раненых и хоронить убитых. Его подобрали, и, так как он не подавал никаких признаков жизни, кинули как убитого в братскую могилу. При падении он очнулся и застонал, его вытащили и отправили в медсанбат. Господь его спас в пятый раз! Напарник был убит, а отец ранен в правую руку, и, так как он долго пролежал без сознания и без медицинской помощи, рука почернела. Врачи, опасаясь, что у отца начнется гангрена, ампутировали ему руку почти до плеча. Он потерял сознание и очнулся уже на койке в госпитале.

Оставшись без руки и корчась от боли, он вспомнил слепого старца, который его предупреждал не надевать на руки краденого, но никак не мог понять, почему его наказали, ведь он не воровал. Кто знает, как бы все сложилось, если бы он обличил своего сослуживца в содеянном и заставил его вернуть краденное, а не воспользовался этой злосчастной рукавицей. Но он надел ее и, волей-неволей, стал соучастником в воровстве. Отец плакал день и ночь от боли и досады. Ему не хотелось жить.

Однако человек ко всему привыкает и смиряется, молодость берет свое, и в скором времени свыкся с происшедшим и отец. Так кончилась для него война.

Началась новая жизнь. Отец стал думать, куда ему податься, что делать; вспомнил молодость и пошел в колхоз пасти скот, а по вечерам бегал на танцы, в села, где было больше молодежи. В один февральский вечер отец пошел на танцы в село Каиру, расположенное в пятнадцати километрах от Новотроицка, где он жил. Между этими селами, ближе к Каиру, еще находилось село Захаровка.

В то время все передвигались пешком или на телегах, машины ходили очень редко. Радио было не во всех домах. Синоптики, может, и сообщали, что в выходные будет сильный ветер и метель, но папа этого не слышал и не знал.

Отец отработал неделю и в выходной день отправился на танцы. Прошел километров пять, и тут началась метель. Вскоре ветер усилился так, что сбивал с ног. Снег покрыл дорогу, и она сравнялась с окружающими полями и степью и уже нельзя было понять, куда идти, везде снег. Папа сбился с пути; видимость была только на расстоянии одного шага, ветер швырял снег в лицо, и, видимо, отец не заметил, как сошел с дороги. Одежда на нем была ветхая, ветер пронизывал до костей, он продрог и потерял счет времени. Но он знал, что присесть отдохнуть нельзя; если сядешь, уснешь и замерзнешь насмерть. Вспомнился ему рассказ о Филиппке, как тот пошел за хворостом в лес, от усталости присел отдохнуть и замерз. Он шел, не зная куда, заставляя себя идти вперед, чтобы добраться до какого-нибудь села или хутора. Но отец уже не мог найти дорогу, он совсем выбился из сил, промок, и его сломила усталость. Помнит только, как сказал: «Все, больше не могу, Господи!» и упал в снег, как оказалось, на окраине села.

Рассветало, ветер утих. Жители села встали. Женщины пошли по хлевам кормить живность, доить коров. Вышла на двор и моя бабушка и буквально в паре метров от порога увидала лежащего на земле человека, почти полностью засыпанного снегом.

Убедившись в том, что тот живой, она стала трясти его, чтобы разбудить, но ей это долго не удавалось. Наконец, человек открыл глаза, но говорить не мог, его трясло от холода. Подняться с земли он тоже не мог, не было сил. Бабушка позвала дочь, Ксению, и они вместе внесли его в дом. Оказали ему помощь, какую смогли, а потом укутали, напоили парным молоком и уложили спать. В шестой раз Господь его спас!