Господь управит

Достичь умения не делать зла можно лишь одним способом — любить. Тут надеяться только на собственные силы и ублажать себя, что ты уже достиг каких-то совершенств в доброделании никак нельзя. Так уж устроен наш мир, что видя твое стремление сделать кому-то доброе, тебе обязательно «доброжелатели» расскажут негатив о том или той, о ком ты заботишься. Лишь любовь может покрыть мнимые и истинные недостатки. Здесь, как бы это пафосно не звучало, мы уподобляемся Христу, Который любил и любит без условий и обстоятельств.

Человек — создание Божие. Даже без веры и Церкви он может в главных чертах различать добро и зло, поэтому доброе дело для него вполне возможно. Вопрос в ином, почему есть желание сделать что-то хорошее для другого? Что движет? Можно перевести старушку через дорогу, потому что «так поступают культурные люди», а можно поступить так, как само собой разумеющиеся.

К сожалению, ожидание награды и признания стало преобладающей движущей силой современного мира. Отношение «ты мне — я тебе» уже воздвигнуты на пьедестал совершенства и честности. Более того, когда работаешь, делаешь доброе дело, не во благо чего-то, а во Имя Бога, то есть во славу Божию, то реально рискуешь вскоре получить четкую реплику «Оно тебе надо?» и отнюдь не лестную характеристику, типа «Жить не умеешь».

Именно поэтому и тяжелее с Богом быть. Зато есть преимущество, как по мне, то самое главное. Когда я, как Иванушка из «Морозко», «просто так», не задумываясь о награде, на плечи к себе старушку слепую с вязанкой дров посажу и домой ее без включения в голове таксометра отнесу, то в свое время может быть это мое «добро» и станет соломинкой собственного спасения в вечности?

Вот только как бы этот «таксометр» не включать?

Осеннее

Каждое утро приходской дворник убирает летящие с деревьев желтые и красные листья. Через час хоть вновь мети и собирай.

Ветер кружит листопадный поток, стараясь забросить на храмовую паперть и в каждый уголок-закуток яркий террикончик опавшей одежки клена, акации или березы.

Скоро деревья вспомнят свое начало, и все ветки будут похожи на тот голенький росток, который когда-то пробился из земли, что бы затем стать стволом с ветвями и кроной.

Но некоторые листочки задержатся. Кто до первого холодного ветряного дождя, кто до утреннего колючего заморозка, а некоторые и до снега. Даже когда станет по-настоящему холодно и ствол покроется ледяными сосульками, останутся редкие, но крепкие листья. Скукожившись от ветра, они будут упорно держаться за родившую их веточку…

В советской военной «учебке», на Винничине, в Вапнярке, старший роты прапорщик Опоростюк гонял нас, курсантов-срочников, по деревьям — срывать упрямые листья, чтобы везде был «порядок». Сказано: «зима», значит — «зима».

Священники тоже старшины своих рот-приходов. На исповеди они отыскивают в душах своих пасомых те листья греха, которые не желают отрываться.

Но батюшки не прапорщики, потому что обрывать увядшие, но яркие грехи, без разрешения они не имеют права.

Так что только по твоему согласию уборка возможна…

Крымское

Литургия в одном из храмов Крымского полуострова.

Я пристроился слева от алтарных врат, как раз за исповедальным аналойчиком. Больше нигде места не нашел. Молиться практически невозможно от постоянной миграции многочисленной отдыхающей публики, православной и неправославной, но даже ранним утром разморенной жарой.

Где-то до «Верую» продолжалась исповедь, а затем священник подошел ко мне — «пошептаться»… Хоть и был я в белых брюках и такой же курортно-светлой рубашке, все едино не смог скрыть своей поповской сущности.

Батюшка, как только мы определили общих знакомых и вообще единодушие сердец, помыслов и мировоззрений, пригласил в алтарь, как раз на евхаристический канон.

Когда началось причащение мирян, я, помолившись и вкусив антидора с запивкой, вышел из алтаря и перекрестившись в сторону Царских врат, направился к выходу. Однако выйти не позволила дородная пара, по всей видимости, супружеская.

Перегородив телесами выход, дама настойчиво вопросила:

— Сколько стоит вход?

— Какой «вход»? — не понял я.

— Как какой, за эту стенку с иконами?

— Нисколько, — стараясь говорить спокойно, без иронии и смеха, ответил я. — Но вас туда не пустят. Это запрещено.

— Милый, — обратилась дама к мужчине. — Я обязательно должна «туда» попасть. За любые деньги.

«Милый» пошел договариваться о цене, а я, увидев ошарашенное лицо моего нового знакомого батюшки, поспешил ретироваться.

На храмовой аллейке присел передохнуть и через некоторое время вновь заметил пару, которая так стремилась проникнуть за «стенку с иконами». Женщина, в ярости, упорно — пока их слышно было, — с повизгиванием, доказывала своему кавалеру (супругу?), что он, «гад этакий», денег пожалел…

К погребению кота