Господа Чихачёвы

В начале 1835 года Андрей и Яков осознали пользу ведения постоянной переписки, и Андрей предложил подойти к делу серьезнее и вести личные записи, как и переписку, в переплетенных книгах (по-видимому, до того момента использовались разрозненные листы). Эти новые записные книжки в конце концов превратились в «дневники-параллели», которые оба вели во второй половине 1830‐х и, в случае Андрея, на протяжении большей части 1840‐х годов. В них они записывали события каждого дня в колонках, разделенных по годам, так что каждую запись можно было сравнить с тем же днем предшествующих лет. Как обычно, вдохновителем был Андрей, который говорил Якову: «Ежели ты замечаешь, что Дневник есть вещь неплохая». Затем Андрей добавил список преимуществ переплетения дневников и ведения их параллельными колонками: это позволило бы сопоставлять происходящее с событиями, имевшими место в предыдущие годы; страницы бы не мялись, а дневник приобрел бы «солидный» вид; наконец, если бы книга была достаточно толстой, ее также можно было бы использовать для ведения «хозяйственного алфавита»[73]. У обоих уже были подобные архивы, содержавшие, к примеру, каталоги домашних библиотек, заметки о работах в саду, рисунки, схемы и справочные материалы, переписанные из книг и журналов. Яков откликнулся на предложение Андрея с энтузиазмом: «Я с тобою совершенно согласен, что гораздо удобнее-приличнее-красивее завести книгу для дневных записок в переплете!» Но, как это ему свойственно, далее он сделал слегка обескураживающее замечание: «Жаль только то, что сколько мне ни случилось видеть подобные книги в Суздале и Шуе – все они составлены из бумаги менее нежели посредственной доброты»[74]. Качество было важно: предполагалось, что эти книги будут храниться долго и в ближайшем будущем к ним часто станут обращаться.

Эти записи появляются в переписке всего лишь через несколько страниц после того, как Андрей признался, что перечитывал свои старые дневники, и кратко пересказал зятю содержание своих дневниковых записей за неделю. Некоторые пометки свидетельствуют о том, что Андрей регулярно перечитывал свои бумаги, а также читал дневники Алексея. И хотя поначалу Яков, возможно, пошел на поводу у своего эксцентричного зятя, рассчитывая просто посмеяться над ним, вскоре он с тем же энтузиазмом начал сохранять и перечитывать семейные бумаги. В начале 1835 года он сообщил Андрею, что наткнулся на «пакет» писем от своей матери, брата, сестры, «дяди» (Тимофея Крылова) и близкого друга Николая Яковлевича Черепанова, добавив, что, «обрадовавшись такой находке, давай перечитывать все, совершенно все – право это весьма приятно – и я теперь на опыте вижу как хорошо и полезно сохранять письма, в особенности от людей нами любимых»[75].

О том, что в семье дневники вели вполне сознательно (и о том, что внукам Андрея по меньшей мере было известно о призыве подражать ему), свидетельствует тот факт, что в период с 1883 по 1885 год сын Алексея Константин также вел записи. Он начал это, выполняя обещание, данное другу, Николаю Ивановичу, несмотря на то что сомневался в своем терпении и наличии для этого «обстоятельств и времени». Он уже пытался вести дневник и не преуспел, когда «побуждаемый примером своего деда» ничего не достиг, и, «к стыду своему», признавал, что «причиной тому – моя дурацкая лень». Однако он продолжал уговаривать себя: «Убежден, вести запись своей жизни и все что тебя окружает весьма и весьма полезно и поучительно; записывая все подробно даже все промахи и проступки совершившиеся невольно затем ‹…› впоследствии додумаешься и постараешься переломить себя». Кроме того, дневник помогает запомнить какую-нибудь мысль и «обдумать ее со всех сторон, а если понадобится то и привести что либо задуманное в исполнение». Константин заключает: «Прошу не взыскать, как умею так и буду писать, хоть будет под час и не складно, где и не ладно, ну да авось не взыщут – пишу для себя и Николая Ивановича, затем, по правде сказать, вовсе и не желаю, что бы кто нибудь и читал»[76]. К сожалению, Костя оказался не таким дисциплинированным, как Андрей, и через два года забросил весьма отрывочный дневник, поскольку это оказалось «ужасно скучным занятием»[77]. Этими словами Костя положил конец семейной традиции, начатой в 1793 году первым флотским дневником Ивана Чернавина.