Его статус был необычным и двусмысленным. Типичным мальчиком по вызову Стас не был. Не подрывался по зеленому свистку сутенера-администратора, не летел, высунув язык, ублажать неизвестно кого. Ритуал был отточен от и до. Деньги за приват за резинку стрингов или между ягодиц с вложенной запиской. Номер телефона. Он пробивал по своим каналам владелицу, был такой человечек в полиции. Не за так, конечно. Намекал, если было опасно, и тогда Стас не звонил. Это за обычного проститута от мужа или папика могло прилететь самой даме. Но он становился для своих клиенток чем-то вроде платного любовника, а это в некоторых случаях уже было чревато.
Впрочем, альфонсом или жиголо его тоже никто не назвал бы, поскольку на содержании ни у кого не состоял, да и окучивал сразу десятка три, составляя расписание, как набивший руку завуч. Скорее, он был ближе к своеобразному эскорту, хотя со своими дамами никогда никуда не выходил. А если вдруг встречал в клубе, по взаимному уговору обе стороны делали вид, что незнакомы.
Сейчас ему предстояло ублажать такую клиентку, от одной мысли о которой его начинало мутить. Противоядием служило то обстоятельство, что Лялечка за свои причуды платила раза в три больше среднего по больнице. Да и встречались они достаточно редко. Стас знал, что обычно она довольствуется обычным эскортом с интимом, а он для нее нечто вроде десерта из дорогой кондитерской, которым балуют себя по праздникам.
Лялечка – так она называла себя сама – была сорокалетней вдовой миллионера из ближнего зарубежья, который оставил ей огромное наследство и крайне сомнительные сексуальные пристрастия. Жить на родине мужа она не захотела и вернулась домой. Детей у нее не было, любовником не обзавелась, но в сексе нуждалась регулярно, на что денег не жалела.
Выглядела Лялечка лет на пятьдесят. Она была толстой, очень толстой, но на такие мелочи Стас внимания не обращал. Хотя, конечно, трахать гору сырого куриного филе, дрожащего, как медуза, - на это приходилось себя настраивать особо. Тоненьким, как у лилипутки, пронзительно-визгливым голоском она комментировала каждое действие Стаса в таких выражениях, что порой приходилось стискивать зубы.
Только он настроил себя на работу, Лялечка, встав в колено-локтевую и отклячив огромную, отвислую, как у старухи, задницу, пропищала:
- Ну, мой пупсичек, зафигунь свой членик Лялечке в писечку.
Знаете, господа гусары, даже профессиональный ёбарь все-таки мужик, а покажите мужика, у которого от такой блевотины не отвиснет.
- Ну же, пупсичек! – возмущенно поглядывала через плечо Лялечка, кося глазом по-кобыльи.
Если б еще можно было приступить сразу ко второму номеру обязательной программы, но нет. Сначала всегда шел жесткий трах поочередно то в одни, то в другие ворота, с полировкой простаивающих вручную. То ли ее дырка растянулась до такой степени, то ли это была ее анатомическая особенность, но в ней легко мог заблудиться сам легендарный Лука Мудищев. Так что для Лялечки это был лишь легкий массаж-разминка, после которого переходили к основному блюду - черному вибратору конских размеров с подсветкой. Хорошо хоть без музыки.
Орудуя им, Стас должен был мастурбировать, за чем Лялечка жадно наблюдала и кончала одновременно с получением продукта, который размазывала по себе, довольно щебеча: «Масочка!»
Глядя на свое жалобно повисшее хозяйство, напоминающее спущенный воздушный шарик, Стас лихорадочно пытался вспомнить, что же такое он находил в Лялечке – вызывающее волшебный рабочий стояк. Но в голове было пусто, как на складе магазина после успешной распродажи.
И вдруг… Алена! Ничего подобного он никогда раньше не делал – не представлял одну женщину, когда был с другой. Ему и в голову не приходило, что так можно. Да и нужды такой ни разу не испытывал.
Не она сама. Даже не запах – то, что всегда действовало на него возбуждающе. Вкус! Горьковато-соленый, похожий на вкус морской воды. Испарина под мышками, в ложбинке груди. Тягучая прозрачная влага, которая сочится призывно между губ, пощипывая язык…
Пах налился мягким теплом, и член поднялся, словно спрашивая: «Где? Где то, о чем ты думаешь?»
Стас закрыл глаза, стиснул рыхлые ягодицы Лялечки и вошел в нее, стараясь мысленно отгородиться от визгливых комментариев. Ну а дальше хватало той же энергии, что и на сцене. Ее отклик, ее оргазм. И его чисто механическая разрядка. Как будто сливались воедино ментальное наслаждение и тупая телесная реакция, разнесенные во времени.
После Лялечки всегда хотелось отмыться с хлоркой. Зато в клубе ночью он выплеснул себя так, что «до последнего посетителя» растянулось до начала пятого. На следующий день у него был выходной, и от клиенток тоже. Вернувшись домой, Стас надрался до поросячьего визга и проспал до вечера. Проснулся, влез под холодный душ, сварил кофе тройной крепости, и тут раздался звонок в дверь.
- Какого еще хера? – пробормотал он, прошлепал босиком в прихожую и посмотрел в глазок.
На площадке стояла Алена.
11.