Господа гусары, молчать! (СИ)

Сначала она подумала, что ей снова мерещиться. Как в первый месяц после разрыва, когда он чудился ей на каждом шагу. Или как в те несколько дней, когда уезжал куда-то. Черт, да никуда он не уезжал, кувыркался с очередной бабой за деньги. Алена встряхнула головой, но Стас не исчез. Наоборот, встал со скамейки, глядя на нее.

- Али, что случилось? – спросил Янош.

- Боюсь, сегодня вам придется обойтись без меня. Это мой бывший. Не представляю, откуда он взялся и что ему надо, но лучше мне все это выяснить.

- Не самая лучшая идея, - Янош нахмурился.

- Не волнуйся, - она коснулась его руки. – Все будет в порядке.

Она подошла к Стасу и остановилась.

Ну что, напросилась, идиотка? Вот и расхлебывай теперь. Похоже, мироздание прислушивается к твоим просьбам, не особо вникая, насколько это нужно.

Ее разрывало пополам, как газетный лист. Все, что немного улеглось, притупилось, успокоилось, снова взбаламутилось так, что захотелось выплеснуть это в крик, в дикий звериный вой. Она села на скамейку и закрыла глаза, чтобы его не видеть, но это не помогло.

- Алена, - она почувствовала, как он коснулся ее пальцев – робко, неуверенно. И спросила обреченно:

- Что тебе надо, Стас? Зачем ты приехал?

Он молчал, и Алена открыла глаза. Стас смотрел себе под ноги. Потом перевел взгляд на нее.

- Я не знаю. Столько времени искал тебя, представлял, как мы встретимся, думал, что сказать. А сейчас – не знаю. Оправдываться, объяснять что-то? Да нечего объяснять. Что бы я ни сказал, все будет жалко и… не знаю. Все ведь правда. Да, нужны были деньги матери на операцию. Поэтому и стриптиз, и твоя мать – она самая первая была. Можно было как-то по-другому найти. Но взял то, что само в руки шло. А когда она умерла, стало все равно. Стриптиз мне нравился, это у меня хорошо получалось. Остальное – уже по инерции. С тобой… Я согласился только потому, что она все равно нашла бы кого-то другого. И совсем не факт, что у тебя остались бы хорошие воспоминания. Ей же вперло это в голову, я не смог ее переубедить. А потом… кто же знал, что все так сложится. У нас.

- Замолчи! – крикнула Алена, снова тряхнув головой так, как будто хотела избавиться от его слов. – Не хочу ничего слышать. Зачем ты приехал? Я только начала в себя приходить, и теперь все снова. Ты не представляешь, что ты со мной сделал. Господи, как же я тебя ненавижу! Я могу понять то, что ты делал. И стриптиз, и даже проституцию. Мать есть мать, не у всех такая, как у меня. В такой ситуации люди плохо соображают. Так что понять – могу. Но не принять, Стас! И простить не могу. Вранье твое. Или ты думаешь, что умолчание – это не вранье? Господам гусарам приказали молчать, они и молчат себе?

Стас молчал – как господа гусары. Твою мать, долбанные господа гусары!

- Не стоило тебе приезжать, - уже спокойнее сказала Алена. – Просто прими это – ничего больше не будет. Никогда. Я выхожу замуж.

Да, это тоже было вранье, никаких разговоров о будущем у них с Яношем не было. Даже о чувствах. Но какая разница? Со всех сторон одна ложь – так почему она должна стесняться?

Стас молча кусал губы. Лицо его побледнело настолько, что глаза казались почти черными. Он встал, и Алена машинально поднялась тоже. Глядя на нее исподлобья, Стас монотонно, тихо продекламировал:

- Вошла ты,

резкая, как «нате!»,

муча перчатки замш,

сказала:

«Знаете –

я выхожу замуж».

Что ж, выходите.

Ничего.

Покреплюсь.

Видите – спокоен как!

Как пульс

Покойника.

- Что ты несешь? – застонала она.

А в следующую секунду его губы уже были на ее губах, язык нетерпеливо, грубо раздвигал их, пробираясь между зубами. Как это было похоже на тот, самый первый поцелуй! Стас обнял ее за талию и прижал к себе так крепко, что ее охватила хорошо знакомая лихорадочная дрожь. Алена почувствовала, как подгибаются колени. Всхлипнув, она обвила его шею руками. Он собирал губами слезы с ее щек и шептал:

- Милая моя, родная… Я так люблю тебя!

Все исчезло, пропало, растворилось в темноте. Как будто она была без сознания, и лишь яркие вспышки пробивались сквозь черноту. Как они оказались у него в гостинице? Дошли пешком, на чем-то доехали? Она не помнила – ничего.

Маленький тесный номер, узкая кровать. Они срывали одежду так, как будто боялись куда-то опоздать. Как будто оставалось несколько минут до смерти, и надо было успеть – надышаться друг другом. Заполнить собой, раствориться, стать сиамскими близнецами с одним сердцем и одной кровью. Словно вспышки молнии – черты его лица, дорогого, любимого, ненавистного. Закрытые глаза и влажный блеск зубов между приоткрытыми губами. Тяжелое дыхание, едва сдерживаемые стоны.