Господа из завтра

– Государь, а что если… Может, не стоит кайзера? Ему ведь и так не долго осталось… Может, стоит попробовать устроить побег самой принцессе?

А что? Альбертыч, похоже, дело говорит…

– И как вы себе это представляете, Виталий Платонович?

– Ну, это мы еще, конечно, покумекаем, но в принципе… Первое: необходим корабль. Быстроходный, но неприметный. Организовать "зеленую тропу" до Ростока из Берлина, ложные дорожки отхода – на Варшаву, Копенгаген и Гамбург. Кстати, тут если мы и засветимся – не страшно. Одно дело – покушение, другое – соединение двух любящих сердец…

Васильчиков оставляет в покое свои виски, Гревс светлеет лицом, а Дорофеев-Шенк уже что-то стремительно черкает в своей записной книжке.

– Ну, тогда – с Богом! Считайте, что высочайшее разрешение на операцию, – я лихорадочно перебираю в уме все классические произведения, в которых описывается побег невесты к избраннику, но не найдя ничего подходящего заканчиваю, – операцию "Бегство" вами получено.

Тут же от Целебровского следует пинок ногой под столом. Ну, что еще? Ах, да… совсем забыл, а Альбертыч, старый волк напомнил: название операции не должно раскрывать ее суть. Ладно, потом исправим на что-нибудь нейтральное, вроде "Операции "Ы". Так, ладно… Что там дальше?

– Насчет корабля – это к Сер… к Генерал-Адмиралу. Остальное – сами по необходимости. Да, и вот еще что. Организуйте доставку Моретте телеграммы следующего содержания: "Люблю. Придумал. Подожди чуть-чуть. Твой Ники".

Рассказывает принцесса Виктория фон Гогенцоллерн (Моретта)

Она сидела на диване, изо всех сил стараясь не разреветься. Только что от нее вышла мать, Виктория-Александрина, новая императрица Германской Империи. Мама, мама, как же ты можешь?! Она закусила губу, снова вспоминая жестокие слова матери:

– …Я понимаю твои чувства, Моретта, но и ты должна понять: как принцесса Гогенцоллерн, ты не имеешь права жертвовать политическими интересами Империи в угоду чувствам. Твой брак с этим русским, – боже, какое брезгливое выражение на ее лице! – противоречит интересам твоей Родины. И потому я настаиваю на том, чтобы ты, именно ты, написала ему письмо, в котором сообщишь о расторжении помолвки!..

Когда мать первый раз сказала ей об этом, в тот страшный день – день кончины дедушки, она бросилась, было к брату. Вилли всегда помогал ей, он нежно любит Ники, как брата и друга. Но у покоев Вилли стояли гренадеры, скрестившие штыки, когда она попыталась прошмыгнуть в дверь. Вечером за ужином мать заявила, что Вилли – под домашним арестом. Все что удалось сделать – это послать через фрейлину записку с криком о помощи в русское посольство…

А теперь и ее свобода передвижения сильно ограничена. Конечно, дюжие гренадеры не стоят под ее дверьми, но маменька приставила к ней своих фрейлину и камеристку – чопорную англичанку леди Челси и громадную, прямо-таки нечеловеческого роста шотландку Элизабет Дьюл. Они следят за каждым ее шагом, роются в ее бумагах, допрашивают ее камердам и горничных. Ведь предлагал же ей Ники взять двух-трех девиц из России. Тогда она отказалась, а теперь… Слезы поползли по ее щекам: сейчас русские, верные и преданные как kazak'и ее любимого, были бы ее главными союзниками и помощниками… Она даже представила себе, что сейчас могла бы слышать русскую речь и…

…В первую минуту, услышав протяжные русские слова, перебиваемые шепелявой английской речью фрейлины, она не поверила своим ушам. Говоривший по-русски энергично выругался. Моретта слегка покраснела – однажды, еще в Гатчине, она уговорила подвыпившего Ники перевести ей несколько наиболее часто слышимых фраз, и вот теперь одна из них, наиболее непристойная, прозвучала в Городском Дворце. Если верить тому, что она только что услышала, некто совершенно не верит в благородное происхождение леди Челси, называя ее самкой собаки и женщиной легкого поведения. Мало того – говоривший состоял с матерью фрейлины в интимных отношениях, да не простых, а тех, что называют "французской любовью".

Буквально отшвырнув пытавшуюся загородить дорогу мисс Дьюл, в комнату ворвался kazak, которого Вильгельм выпросил у Ники в тот памятный приезд в Россию. Увидев Моретту, русский вытянулся во фрунт и, нещадно коверкая немецкие слова, громогласно отрапортовал:

– Ваше Императорское Высочество! Я послать от ваш брат! Приказ – передать Вам в рука. Лично.

Kazak протягивает сложенный вчетверо лист, извлеченный из-за обшлага мундира. Она схватила его с такой поспешностью, словно это был глоток воды, предлагаемый жаждущему в пустыне. Мелкий, твердый почерк брата. "Любезная сестра, дорогая моя малышка Моретта. Мне сообщили, что твое письмо доставлено адресату. Он принял живейшее участие в наших непростых обстоятельствах. Зная характер нашего друга и кузена, я полагаю, что тебе не долго осталось ждать встречи с предметом твоей любви. Я благословляю тебя. Твой брат, кронпринц Вильгельм. P.S. Сожги записку. Не стоит волновать матушку"…