Господа из завтра (СИ Обновлено 06.09.09)

– Да, рогалл – так мы называли первые простейшие дельтапланы – по имени Френсиса Рогалло, изобретателя гибкого крыла. Петина жена – тоже уже пожилая, интеллигентная дама, только страдальчески вздыхала, когда мы строчили парус на ее новенькой швейной машинке. Постепенно дельтаплан приобрел близкие к схеме «Вымпела» очертания. И вот в августе 1977 года мы с Петей едем в Коктебель. А там… сборка аппарата и предвкушение полета… – Горегляд мечтательно закатил глаза. – Место сбора было у подножия Горы, под памятником планеристам тридцатых годов – изумительной стеллы с планером Антонова наверху, который вращался, как флюгер и показывал всей округе, куда дует ветер. Эх… Наверно мне здорово повезло, что начало обошлось без травм, хотя консольных труб и труб трапеции было поломано немало…

– Простите, Афанасий Иванович, а из чего вы обшивку делали? – я грубо прервал воспоминания ветерана.

– Вы будете смеяться, но первую обшивку мы сделали из… зонтов! – огорошил меня Горегляд и хихикнул. – Я помню как занятно это смотрелось при подлетах – крыло вспухало такими забавными шишками… И это никого не удивляло, что характерно! В начале начал очень многие использовали для парусов весьма экзотические материалы – вплоть до ткани из болоньевых плащей, накрахмаленных льняных простыней или палаточного брезента. Нет, ну потом, когда мы уже вошли в сообщество, нам подсказали, какую ткань лучше использовать и где ее взять.

– А сейчас какую ткань хотели использовать?

– Сейчас выбора вообще нет… – посмурнел Горегляд. – Хотел взять шелк. Для прочности – с двойным перекрытием. Тянется, зараза, да и воздух пропускает. Или хлопчатобумажное полотно пропитать чем-нибудь вроде каучука… Тяжеловато получается… Конечно лучше дождаться, когда запустим выпуск капрона… Но это ж сколько ждать?!

– Надо бы вас, Афанасий Иваныч, еще и с Жуковским познакомить… – задумчиво сказал я.

– А у вас и с ним контакт налажен? – удивился Горегляд.

– Да, и довольно плотный контакт! – ответил я. – Он даже несколько раз приезжал в Стальград. Консультировал сам и получал консультации от меня и моих инженеров. Думаю, что если вы с ним скооперируетесь, то первый в мире самолет будет построен отнюдь не братьями Райт и уж всяко раньше 1904 года. А легким, компактным, но достаточно мощным двигателем я вас постараюсь обеспечить. Пусть и в единичном экземпляре!

Рассказывает Олег Таругин (Цесаревич Николай)

Мы возвращаемся в столицу ранним мартовским утром. Погода на улице, прямо сказать, не Питерская. Солнце словно взбесилось, лупит с небес ярко, по-весеннему, и штыки преображенцев на Варшавском вокзале пускают нам в глаза веселых зайчиков. Нас встречают по высшему разряду: император с императрицей, полдесятка великих князей, едва ли не половина двора… Углядев из окна здоровенный сводный оркестр, я вдруг тихо прыскаю в кулак, представив, что сейчас эти «маэстры» врежут марш Мендельсона. Хотя, если бы вопросом встречи занялся кто-нибудь из моих одновременцев – запросто могло бы произойти!..

Увидев столь внушительный комитет по встрече, Моретта ошпаренным котенком кидается к зеркалу, проверить, все ли в порядке с туалетом, прической, боевой раскраской и пр. Хотя переживает она, по-моему, зря. Мало того, что девочка мне нравится и без всяких там дамских хитростей и уловок, так еще и папарацци в этом времени не наблюдается, и зафиксировать момент, когда «графиня изменившимся лицом бежит к пруду» со сбитой набок прической и улетевшей шляпкой просто некому! Но женщина есть женщина! Всегда и в любом времени!

Император сам подходит к нам. Рядом смешно семенит маменька-Дагмара, пытаясь догнать своими ножками великана-супруга.

– Здравствуйте, дети, – гремит Александр.

– Как добрались, ваше высочество? – интересуется maman.

Моретта, счастливо улыбаясь, рассказывает о перипетиях своего путешествия. С особым интересом император выслушивает ту часть рассказа, где «Эльсинор» остановил для досмотра немецкий миноносец. Досмотровая команда поднялась на борт и мгновенно обнаружила среди напряженно молчащих датчан Васильчикова, Блюма и Исаева (взятого в группу исключительно ради фамилии), стоящих с молчаливой решимостью в глазах и револьверами в руках. Троица готовилась защищать бесценный груз, приходивший в это время в себя после шторма на койке в каюте. Наличие на шхуне такого «груза» потребовало личного вмешательства командира миноносца, лейтенанта цур зее Вильгельма фон Ланса. Последний, узрев Моретту, вытянулся во фрунт, пожелал счастливого пути «прекрасной незнакомке» и на рысях увел «кайзермаринеров» обратно на свой корабль. Не успел датский экипаж прийти в себя после пережитых волнений, а русские офицеры – отпустить курки револьверов и убрать их до лучших времен, как с миноносца грянул орудийный салют, а на мачтах взвился флажный сигнал: «Желаем счастья!» Моретта мне все уши прожужжала этой историей. Надо будет этого лейтенанта наградить чем-нибудь приличествующим ситуации…