Господа Магильеры (СИ)

- Дурак! – лейтенант часто моргал и дрожащей рукой пытался стереть с лица конденсированную влагу, тысячи крошечных капель, - Слушай, слушай…

Менно слушал.

* * *

Теперь темнота говорила с ним постоянно. Ее уже нельзя было заставить замолчать. Она говорила с Менно, когда он бодрствовал, съежившись и обхватив руками колени. И когда он проваливался в сон, краткие моменты блаженного беспамятства, из которых выныривал взмокшим и дергающимся, она что-то напевала ему. Он стал ее избранным собеседником, которому она доверяла свои тайны, ее компаньоном. Больше слушать было некого. Его мир, сдавленный со всех сторон острыми каменными выступами, был мал, кроме него в нем находился лишь мертвый Коберт и умирающий лейтенант. Первый был беззвучен, второй то мычал от боли, то хрипло дышал, дрожа всем телом.

Менно выкопал в земле небольшую выемку, где собиралась вода. Ее было мало, и отдавала она чем-то тухлым, с железистым привкусом, но Менно пил ее, потому что больше ничего не было. Время от времени он собирал воду в оторванную от кителя тряпицу и относил лейтенанту, чтобы тот тоже мог утолить жажду. Цильберг распахивал рот и ловил капли губами, похожими на потрескавшееся и разбухшее дерево. Взгляд его был расфокусирован, пьян. Но лейтенант все еще сознавал происходящее. Возможно, ему было бы лучше умереть. Если бы какой-нибудь булыжник вывалился из свода и угодил ему на голову, для лейтенанта Цильберга было бы лучше. Его переломанные ноги, от которых была видна лишь багровая мякоть в обрывках серой формы, распространяли скверный запах, похожий на тот, что издает мертвая крыса, пролежавшая несколько дней под настилом. Возможно, источником запаха был Коберт. На всякий случай Менно перетащил мертвеца в дальний угол их норы.

Он продолжал слушать – иначе уже не мог. Время от времени он слышал сердитые голоса буров, но это были английские «Ферранти», да и те доносились издалека. Он не слышал звяканья кирок, не слышал поступи человеческих ног.

- Нас не станут искать, - однажды вдруг сказал лейтенант. И хоть голос его был едва слышим, Менно вздрогнул от неожиданности, - Прекрасно понимаю Шоллингера. Они считают, что нас раздавило. Я бы и сам так считал на их месте. Никаких поисков. «Крысы» не рискуют понапрасну. Нас бросили, штейнмейстер.

Менно не верил в это. Темнота убаюкивала его, убеждала, что все будет хорошо. Она была очень ласкова и убедительна, ее голос заставлял Менно оцепенеть, не обращая внимания на неудобную позу и отекшие ноги. Темнота знала ответы на все вопросы, надо было лишь научиться ее слушать. И Менно слушал. Постепенно он забывал, что у него есть тело, страдающее от голода, со сведенными от сырости членами. Он забывал о том, что вообще существует, весь обращаясь в слух.

Ему казалось, что его слух истончился, достиг невероятной чуткости. Ему мерещилось, что он слышит гораздо больше, чем прежде, когда между ним и темнотой были преграды. Прежде ему мешал свет, хотя он сам этого даже не сознавал. Свет и другие люди – они заглушали темноту, прерывали ее бесконечный, веками длящийся, монолог. Теперь же он слышал все. Как скрипят на своих насиженных местах старые камни, которые давно поняли жизнь, хоть и были заточены там, куда не проникал солнечный свет. Как шуршит оседающая порода, мягко и почти нежно. Как скрипят растущие где-то над ними корни.

Менно все реже включал фонарь – свет мешал ему слушать.

Иногда слушать мешал лейтенант. Он слабо ворочался на своем предсмертном ложе, иногда что-то бормотал под нос, все тише и тише.

- Какая насмешка… Умирать в обществе штейнмейстера. Хуже и придумать нельзя. Ты думаешь, что победил меня? Ты ведь верно так думаешь. Чистым остался, да? Так и не нажал на спусковой крючок. Думаешь, обманул меня. Ты дурак, штейнмейстер. Мне просто не хватило времени.

Менно не вникал в смысл слов. Он, научившийся слушать темноту, постепенно забывал примитивный и уродливый язык вибрации в человеческом горле. Человек – тлен, ерунда. Он живет так мало, что обычный камень кажется по сравнению с ним бессмертным старцем. Он настолько слаб, что кусок гранита выглядит против него несокрушимым. Человеку нечего делать здесь, в недрах земли, где обитают самые древние и сильные существа, сотворенные задолго до того, как он возник. Где с ними беседует темнота, единственная властительница этих мест.

- Скажи что-нибудь, штейнмейстер! Неужели ты не хочешь ничего сказать? Не хочу умирать в тишине.

Менно молчал. Ему не нужны были слова. Он провел дни, сидя в неподвижности, слушая то, что ему было нужно.

Он ждал, сам не зная, чего. Темнота сказала ему, что надо ждать. И он ждал.

* * *

- Штейнмейстер!

В этот раз голос лейтенанта звучал как-то по-иному. Он был тих, так, что даже шуршание земли под подошвой могло его заглушить. Но звучал иначе. Менно встрепенулся, впервые за много времени. Голос лейтенанта звучал на удивление уверенно. Не как у умирающего, а как когда-то давно, десятилетия или столетия назад. В нем что-то появилось, и тонкий слух Менно безошибочно распознал это.

- Что, господин лейтенант?