Господа магильеры

Эрих лишь головой покачал. Это было вполне в духе Троске, ляпнуть подобное. Неудивительно, что на прошлом «домашнем вечере[37]» он краснел и бледнел, не в силах вспомнить биографию Германа Херускера[38], а уж когда дело касалось предмета «Патриотическое воспитание молодежи», тут хоть уши затыкай…

— Надеюсь, ты не додумаешься спросить такое в классе? А то тебя, чего доброго, отправят в самую глухую баварскую деревню, разгонять навозных мух над выгребной ямой!

— Да перестань ты… — обиженно пробормотал Троске, — Я же тебя всерьез спрашиваю.

— Учебник открой. Или ты уже все страницы на самолётики пустил?

— Ни черта не понять в этом учебнике! Одно слово прочел, другое уже и из головы вылетело… У меня аж зубы болят от этой ерунды, честное слово.

— Смотри, чтоб пониже спины не заболело, — едко заметил Эрих, — Если господин Визе узнает… Он в лепешку разбивается, чтоб в твою пустую голову основы вбить, да толку?..

Троске засопел. Родители его были из крестьян, оттого и сам Троске отличался некоторой крестьянской медлительностью и неспособностью к усвоению печатного слова, что, впрочем, легко компенсировалось его живым умом, а также врожденной крестьянской смекалкой. Удивительно было, как легко он сошелся с Эрихом Бреммом, истым горожанином, легким на язык проказником и лучшим магильером класса — как два сапога рядом встали.

— Как друга прошу.

— Ладно, — сказал Эрих с деланным снисхождением, — Кто тебе еще, дураку, поможет… Слушай. Истинный германец обязательно магильер, и никак иначе. Это надо понимать с самого начала.

Троске не понимал.

— В нашей семье только я магильер, — сказал он нерешительно, — У предков этого не водилось. Хотя, по слухам, прадед воду заговаривать умел, но тут, сам понимаешь, не разберешь, магильерство это или просто болтали… Или школу нашу взять. Сколько там магильеров в «дексах» ходит? Один из сотни? И то, из многих такие магильеры, как из меня — кавалерист! Фумке из нашего класса хоть взять… Фойрмейстер он, как же! Он всем своим фойрмейстерством и сигареты подкурить не сможет, а все одно в «Дрекслерюгенд» поступил. Или Хансель. Он в безветренную погоду клочок ваты едва поднимает. А именуется люфтмейстером, как и мы.

— Остолоп ты, Троске, — проворчал Эрих, — Ничего-то ты не понял. Помнишь, как господин Визе про германскую расу рассказывал и про кровь?

— Проще кукушку в лесу понять…

— А вот взял бы и понял! Ничего сложного тут нет. Кровь наша, германская, особенная. Магильерство в ней растворено изначально, соображаешь? С давних времен, когда мы, германцы, дали рождение всей Европе. С тех пор кровь наша разошлась по всему миру, где ослабла, где ее водой разбавили, но все же… Если ты германец, значит, в каком-то колене ты обязательно магильер. Это наш особенный национальный дар. Тем мы отличаемся от лягушатников или «томми». Да и от прочих тоже.

— Тогда, получается, все мы магильеры? И тот полицейский на углу? И развозчик угля? И почтальон? И мойщик посуды?

— Все, — терпеливо кивнул Эрих, — Но зависит от крови, ученые давно установили.

Внутри каждого из нас есть магильерский дар, но не каждый может его пробудить. Мы вот с тобой смогли. Поэтому мы с тобой — настоящие германцы, по крови и духу.

Троске польщено улыбнулся, мгновенно сделавшись похожим на пухлощекого пастушка, несмотря на форму «Дрекслерюгенда» и портфель. «Слишком простодушен, — подумал Эрих невольно, — Понимает ли он главное? Или он из тех, для кого магильерский дар сродни ордену на пузе?.. Ведь это очень важно понимать. Магильерство — не просто награда, это и ответственность, и жертвенность, и…»

Забавляясь, Троске заставил затрепетать газету в руках сидящего на веранде кафе пожилого господина. Сперва у газеты задергались края, потом она выгнулась, как парашют, а потом облепила лицо пожилого господина, отчего тот едва не упал со стула.

— Прекрати, — зашипел Эрих, хватая приятеля за рукав, — Не будь ребенком!

Троске любил подобные неказистые забавы и частенько пускал в ход свой не очень-то развитый люфтмейстерский талант. Задрать юбку перепуганной гимназистке или заставить струю табачного дыма виться вокруг головы курильщика — на большее его, как правило, не хватало. Впрочем, Троске был добродушным парнем и трюками не злоупотреблял. Однажды он при полном безветрии добрых полчаса поддерживал в воздухе воздушного змея к радости дворовой ребятни.

Эрих подобных фокусов не одобрял, находя их ребяческими. С тех пор, как он получил форму и нож с надписью «Честь магильера зовется верностью», он избегал демонстрировать на людях свой дар, предпочитая оттачивать его без свидетелей. Он научился с особенным выражением смотреть на всех тех, кто не носил военную магильерскую форму или форму «Дрекслерюгенда», прохладным, вежливым и немного кисловатым — как проникший с севера ветерок, вынужденный соприкоснуться со скучной южной равниной.