Господа офицеры! Книга 2 (СИ)

— Не зря мы вчера клеенку купили, — вымолвил тихо Озереев, — сразу пригодилась.

— Да, — согласился лежащий от него в трёх шагах на подстилке Аженов. — Надо было только по полтора, или два аршина брать. Сидеть хорошо, а лежать — маловато.

Разговоры в цепи затихли. Застава вслушивалась в ночь. Через полчаса прошли отделённые, предупредили, что, если начнут подмерзать, вставали по одному, молча размяли замерзшие члены и опять ложились. На земле всё теплее, не так ветер выдувает.

Место для заставы было подобрано правильно. Чуть ниже вершины небольшого взгорка. И видно сверху лучше и от ветерка взгорок прикрывает. Глаза попривыкли и уже можно было в ночи что-то рассмотреть. Плохо, что горизонт видно был закрыт тучами и на границе земли и неба была абсолютно чёрная полоса, а может это был обман зрения. Звезд на небе видно не было, Луна из-за туч не просвечивала. Зимой, насколько вспомнил Пётр, Луна могла появляться только вечером и в начале ночи. А может вообще был период, когда её видно не было. Из того, что им рассказывали в училище, он чётко вынес, что Луна меняется от молодой до полной и затем стареющей за пятнадцать дней. Потом её пятнадцать дней ночью на небосводе не видно. И движется она относительно наблюдателя летом с востока на запад примерно в секторе шестьдесят градусов. Зимой направление движения с северо-востока на юго-запад. Три дня можно наблюдать на небосводе молодой месяц, три дня полнолуние, три дня старый. Все остальные дни из пятнадцатидневного цикла — половинку или больше освещённого диска Луны.

Пётр развязал мешок, пожевал колбасы с сухарём и съел пару карамелек. На фронте царило твёрдое убеждение, что сахар улучшает ночное зрение. Его перед рейдом, даже выдавали по куску разведчикам, если был, конечно. Встал, присел несколько раз, разгоняя кровь, помахал руками. Лёг снова.

Может и вправду видеть стал лучше, а может посветлело ближе к рассвету, но уже вдали различал чёрные гряды кустов в низинке.

— Наблюдаю движение в двухстах шагах, — тихо сказал он в сторону Озереева. — Передать по цепи.

Тоже самое сказал в другую сторону подпоручику Юриксону.

Над кустами что-то шевелилось, тёмное, непонятное и большое.

Пётр слышал, как его предупреждение понеслось влево и вправо. Какой-то придурок щелкнул затвором винтовки, как будто раньше не мог вогнать в ствол патрон. Штык Аженов надевать не стал, не желая выдавать себя блеском клинка, а вот револьвер вытащил из кобуры и за отворот заткнул. Второй наган упрятал в карман галифе.

Застава приготовилась к бою.

— Прямо перед собой, Огонь! — заорал взводный, рассмотрев, как эта непонятная темная масса спустилась в лощинку. Ударил залп и тут же заржали кони.

Клацнули затворы, загоняя в винтовки следующий патрон.

— Залпом, Огонь! — снова выкрикнул командир. И ударил второй залп, выкинув горячие пули в темень.

— Шашки вон! Вперёд! — раздалась ответная команда в темноте, и конница ринулась на заставу.

Офицеры успели дать ещё один залп, когда из ложбины вылетела конница. Из было много. Пётр единственный, кто успел расстрелять всю пачку патронов.

— Встать! — заорал взводный. — Отражение конной атаки!

Цепь встала, ощетинившись иглами штыков. Силы она не имела, так тонкая редкая преграда для конницы. Офицеры стояли на расстоянии трёх шагов друг от друга. Конник промчится свободно и шашкой башку снесёт тому, кто справа.

— Наганы к бою! — скомандовал Згривец.