Господа офицеры! Книга 2 (СИ)

Лукин, между тем, кулаками поднимал своих подчинённых, разморенных теплом и самогоном. Трезвыми были только двое, стоявшими последними в карауле. Два часа на морозе основательно повыветрили у них винные пары. Им он и поручил снять с крыши пулемёт и установить его на паровозе. Дольше всего взводный мучился с машинистом, не просыхавшим уже третий день.

— Смотри мне, Макарыч, если паровоз через полчаса не будет готов, я сам, не дожидаясь калединцев, тебя шлёпну!

— Ты, Лукин, револьвертом то не махай, лучше стакан поднеси на опохмелку. Тодыть... — икнул Макарыч, пьяно шатаясь, — и паровоз вовремя пойдёт, — не устояв на ослабевших ногах, опустился он обратно на лавку.

— Тьфу! — злобно сплюнул взводный. — Ривин, налей ему стакан, да и остальным, кто пожелает. Сейчас офицерьё пойдём кончать! Комиссар распорядился....

— Идут! Раз, два, три... восемь человек, господа! — доложил Лазарев, сменивший замёрзшего наблюдателя.

— В браунинге шесть патронов, — напомнил Озереев, чувствуя себя в некотором роде виноватым, что обойма неполная.

— По местам! — негромко скомандовал Потапов.

Офицеры рассредоточились по пакгаузу, кто у костра, кто на ящиках. И лишь обе пятёрки заняли своё место, прижавшись к стенам у самых ворот, перед которыми стояли Аженов с Ганевичем.

-Побольше выдержки, если не получится по плану, действуем по обстановке, — предупредил подполковник, отходя вглубь склада.

Снаружи, матерясь, начали открывать неподатливый замерзший замок и воротная створка пакгауза приоткрылась.

— Выходи по одному, согласно фамилий! Комиссар приказал вас в тёплое помещение перевести! — выкрикнул Лукин, стоя в пяти шагах от ворот. — Аженов ...

Пётр чуть нажал на створку, расширяя проход и почувствовав за ней красногвардейца. " Трое значит",— подумал он, видя только двоих: одного с винтовкой наперевес слева и одного впереди, водившему по строчкам списка стволом нагана и выкрикивавшего фамилии.

— У ворот трое, — шепнул он Ганевичу, и надавив на створку плечом хорошенько, чтобы сделать проход пошире, шагнул на улицу. Пять стволов с десяти шагов уставились на него и тёмную щель, из которой он появился.

— Правее отходи, побежишь, стрелять будем,— предупредил Лукин, — показывая наганом место. — Озереев! — выкрикнул он следующую фамилию, читая список с конца. " Сначала "новичков" человек восемь, а "старичков" мы и в пакгаузе добьём, они уже и так готовы — неделю сидят".

— Забродин! — подождав, пока прапорщик займёт место рядом с Аженовым, выкликнул он следующего кандидата в покойники. " Держится ещё есаул, сука! ...А бурки фетровые надо будет с него снять. Хватит, отходил своё..."

— Ганевич! " И этот ещё хоть куда, волком смотрит, сволочь!"

— Лазарев! Побыстрей давай, ваше благородие! — поторопил он. " А этот видно слабоват, уже околел совсем" — расплылся в улыбке Лукин, наблюдая, как пытавшегося гордо вышагивать подпоручика, била мелкая дрожь.

— Артамонов! ...

— Болен он, лежит в лёжку, не поднимается! — выкрикнул из пакгауза Потапов. " Молодец, Александр Михайлович, вовремя отвлёк, подумал Аженов, показав глазами Ганевичу на того, что с револьверов и на тех пятерых, что держали вход под прицелом.

— Тогда Ракитин, Дубровский и Трунов! — выкрикнул Лукин сразу три фамилии и Пётр понял, что компания определилась. Это поняли и все остальные, и топтавшаяся чуть в стороне кучка офицеров начала незаметно смещаться ближе к воротам, приближаясь к охране.

Ганевич тоже соображал не хуже Петра. Он застрелил командира красногвардейцев именно в тот момент, когда последний из названных офицеров выбрался из пакгауза. Капитан стрелял не вынимая руку из шинели и всё получилось настолько неожиданно, что только Аженов успел среагировать на этот приглушённый пистолетный хлопок, метнувшись к падающей навзничь бекеше. Стволы пяти винтовок потянулись за ним, ловя на мушку, а поручик уже распластался в снегу и, прикрывшись упавшим телом, выкрутил из еще тёплой руки белый от снега наган. Эти пятеро, что целились в него — мишени Ганевича. А для него вот эти два: один, что замахнулся сбоку штыком, собираясь всадить его в спину Трунова — на, получи! И второй — с испуганным вскриком побежавший вдоль стены. Получи и ты! Метко послал наган вторую порцию свинца.

Из пяти винтовок красных успели бухнуть только две. Ганевич разрядил свой браунинг в пять секунд. Стрелком он оказался действительно знатным. Все красногвардейцы оказались убиты в голову. Из своих не повезло только Дубровскому, оказавшемуся на линии огня и получившему винтовочную пулю в ногу. И когда распахнулись ворота и с десяток офицеров высыпало с короткими палками на подмогу, дело, казалось, было уже сделано. Не ударь минутой спустя со стороны тупика пулемёт. Первая очередь прошла выше, а вторая ударила прямо в гущу скопившихся около пакгауза арестованных, скосив сразу несколько человек и заставив остальных броситься в рассыпную. Третья уже никого не достала.

— С паровоза бьёт, собака! — определился Забродин, высунув голову из-за угла пакгауза. — Тем, кто ещё внутри остался — не выйти!