Господа Помпалинские

— Eh bien! Eh bien! Mais o`u est George? [268]Здесь темно, как в преисподней!

— Одним словом, они очень нуждаются — просто бедствуют…

— Сейчас все бедствуют, mon cher.

— Просто бедствуют, — повторил Павел дрогнувшим голосом, хотя и старался выдержать шутливый тон. — Так вот, по праву старого знакомства они через меня решили попросить…

— Милостыни! — презрительно бросил Мстислав…

— Работы, — поправил Павел.

— Ну, так пусть себе работают на здоровье! Разве мы кому-нибудь мешаем работать? Наоборот, семьи, подобные нашей, кроме разных других благодеяний, еще и кормят целую ораву бедняков.

— Вот я и хочу, чтобы ты оказал благодеяние несчастному и достойному сочувствия семейству…

— Dieu! [269]Сколько слов. Несчастные… Сочувствие! А кто сейчас счастлив, скажи мне? Mais o`u est George? Vous m’emb^etez, mon cher [270], с этой трогательной историей. Итак, что я могу сделать для этих несчастных?

— Дать им место в одном из своих имений.

— У меня все места заняты, mon cher, свободных нет, но довольно, parce que cela m’emb… [271]

— Через месяц освобождается место управляющего в доме графа Святослава — там, на улице Икс.

— В доме дяди Святослава? Вот и отлично! Се n est pas impossible! [272]Но почему ты говоришь об этом со мной, а не с дядюшкой?

— Удовольствие говорить с графом я хотел бы предоставить тебе.

— Tu es diablement fin, Paul [273]. Конечно, общество графа не всегда бывает приятно, il est parfois bien morose, le pauvre vieux comte [274]. Но чего тебе от меня-то нужно в конце концов? Ты порядком надоел мне! O`u est George? Mais o`u est George? Позвони еще, Paul.

Но Павел на этот раз не двинулся с места.

— Очень прошу тебя, уговори дядю дать место управляющего пану Вандалину.

— C'est parfait! [275]Откуда такая честь — мне выступать защитником страдающего человечества? Почему ты не позвонил, Paul?

— Ты поговоришь с дядей?

— Mon cher* ты хуже пиявки: mais… [276]девичья фамилия его жены, кажется, Помпалинская…

— Совершенно верно. Тем более…

— Как это «тем более»? Почему «тем более»? Или ты думаешь, мы потерпим, чтобы женой управляющего домом была Помпалинская? Странные мысли тебе приходят в голову, mon cher! Если ты не прекратишь сейчас же этот разговор, я рассержусь.

И в подтверждение своих слов Мстислав грозно выпрямился в шезлонге.

— Значит, по-твоему, будет приличней, если Помпалинская со своей семьей умрет с голоду?

— Diable! [277]Это тоже не годится! Как-никак все-таки родственница! Mais qu’y puis-je faire? [278]Денег, говоришь, они не возьмут? Как же быть? Видишь, mon cher, что значит принадлежать к такой семье, как наша, — сколько хлопот и неприятностей! Расплодилось этих родственников видимо-невидимо, и делай тут, что хочешь, помогай, как можешь, — все равно сраму не оберешься… Не один, так другой… Почему ты не позовешь Жоржа? Этот болван, наверно, решил…

— Да, совсем темно стало, — флегматично согласился Павел, не двигаясь с места, и, помолчав немного, продолжал: — Если ты не поможешь этим бедным людям, я сам предприму что-нибудь.

— Toi, Paul? [279]Интересно! Что же именно?

— Что именно? — переспросил Павел и вздохнул. — Признаться, меня уже давно преследует мысль, как бы нажить деньги…

— Поздравляю! Поздравляю! Прекрасная мысль, только не знаю, как ты ее осуществишь… разве что… et ce n est pas impossible [280] тебе удастся, будучи Помпа-линским, найти богатую невесту…

— Нет, — по-прежнему невозмутимо возразил Павел, — я женюсь на бедной девушке, а чтобы заработать деньги, стану сапожником…

Мстислав вскочил как ужаленный.

— Кем? — вскричал он.

— Сапожником, — повторил Павел.

Несколько мгновений Мстислав стоял неподвижно, точно окаменев.

— Tu es fou avec ton [281]сапожником! Сапожник!.. С некоторых пор ты стал мрачно шутить, mon cher!

— Я не шучу, граф, даю тебе слово порядочного человека, — надеюсь, я имею право так называться, хотя бы потому, что никого не ограбил, не убил. И, будь у меня возможность обучиться ремеслу, я стал бы сапожником, портным, кузнецом, кем угодно, лишь бы…

Сердце у него сжалось и голос прервался.

— Лишь бы? Eh bien! Finis donc! [282]

— Лишь бы, — успокоившись, решительно докончил Павел, — заработать на кусок хлеба, иметь хоть час свободного времени для себя и хоть крошку лишнего для тех, кто безвинно страдает…

При этих словах в глазах его вспыхнуло горячее сочувствие, а губы плотно сжались, словно от наплыва горьких, неотвязных мыслей. В комнате было темно, и Мстислав подошел ближе, чтобы видеть его лицо.

— Diantre! Похоже, ты и в самом деле не шутишь…

— Клянусь, что я всерьез решил изменить свою жизнь, и твое нежелание помочь людям, в которых я принимаю участие, только ускорит этот шаг.

— Mais, dis moi, toi, Paul [283], откуда y тебя эти возвышенные идеи? — спросил Мстислав дрожащим от ярости голосом.