Господа Помпалинские

«Ваше сиятельство!» — «Сударыня!» — «Присаживайтесь, ваше сиятельство», — говорит она с невообразимым литовским акцентом. — «Благодарствуйте!»

Завязывается светская беседа. Я, разумеется, справляюсь, как нынче уродилась пшеница. Маменька отвечает, ничего, мол, слава богу! Тут вмешивается в разговор ее сынок: «Что вы, маменька! Пшеница в нонешнем году совсем никудышная!»— «Зато какие цветочки расцвели у меня в садочке!» — подает голос доченька. «Вы любите цветы?» — «Обожаю!» — «А голубей?» — «Ах, сизые голубочки!» — «И курочек?» — «Ах, хохлатушки! Как они ячмень любят клевать!»

Тут входит жених, я встаю… возлагаю свои братские длани на их юные, красивые головы и, благословив таким манером влюбленных, даю тягу. И чтобы поскорей забыть про маменькину пшеницу и доченькииых курочек, лечу завтракать к божественной Аврелии, которая, между нами говоря, ужасно мне надоела. Но это так, между прочим! Выпиваю с ней шампанского и мчусь домой, чтобы отчитаться перед тобой о новоприобретенном знакомстве.

Монолог сопровождался соответствующими жестами и модуляциями голоса, и граф Август хохотал до слез.

— Ах ты, проказник! — воскликнул он и, обхватив голову сына, звонко чмокнул его в белый, по-девичьи гладкий лоб. — Ну и насмешил! Но маменька с доченькой, кажется, совсем непохожи на провинциальных дурочек. Цегельский видел их и говорит…

— Цегельский подслеповат, — перебил Вильгельм, — кроме того, ему могло невесть что померещиться от страха — порученьице-то было не из приятных! Голову даю на отсечение, что они — провинциальные дурочки. Но это не беда! И у дурочек бывают смазливые мордашки! В жизни надо все испытать! Итак, лечу, дома буду около четырех… после завтрака у Аврелии! Bonjour, papa!

Трудно передать радость Цезария, когда Вильгельм, пулей влетев к нему в комнату, объявил, что немедленно, сию минуту, хочет ехать с визитом к его невесте.

— Надо загладить вину наших родственников, которые не хотят с ней знаться, — полушутя-полусерьезно сказал Вильгельм. — Женишься ты на ней или нет — не мое дело, но раз ты влюблен, я, как хороший брат, хочу с ней познакомиться.

Еще трудней описать, какое впечатление произвело в гостиной Книксенов появление двух графов сразу.

Цезарий был счастлив представить невесте хотя бы одного родственника.

Мамаша Книксен держалась как великосветская дама. Генрик оказался тем, кем и слыл в уездном обществе — молодым человеком extr^emement bien во всех отношениях. По телу Делиции под пышными оборками серебристого платья с голубой отделкой пробежала дрожь, но она поборола волнение и ответила на приветствие гостя с таким достоинством и грацией, таким очаровательным смущением на чуть зардевшемся лице, что Вильгельм, прежде чем сесть, посмотрел на это чудо красоты и невинности долгим томным взглядом.

Самый придирчивый глаз не нашел бы в них ничего, что обычно выдает провинциалов. Когда первый визит (ему полагалось по этикету быть коротким) подошел к концу, Цезарий проводил Вильгельма до подъезда.

— Поздравляю, Цезарий, у тебя недурной вкус! — сказал Вильгельм. — Твоя невеста красива и мила и вдобавок, кажется, неглупа! Не слушай никого и женись! Это сущий клад! — А когда осчастливленный Цезарий молча жал ему руку, он прибавил: — Да, кстати, я напросился к ним на завтра в гости… Правда, это не принято. Но я противник светских условностей. Главное, самому получить удовольствие и доставить его другим, а остальное — ерунда! Значит, завтра в час я за тобой заеду, и вместе отправимся к ним. Хорошо?

Цезария так обрадовало внимание двоюродного брага к его невесте, что он сотни раз готов был повторять: «Хорошо!» Поднимаясь по лестнице, он поклялся Вильгельму в верности до гроба и, случись в этом надобность, не колеблясь, кинулся бы для него в огонь и воду.

Но радость Цезария была омрачена странной переменой, происшедшей в его отсутствие с дамами. Пани Книксен в продолжение всего дня была задумчива и как будто чем-то расстроена; время от времени она бросала тревожные взгляды на дочь, а та, бледная, с лихорадочно блестящими глазами, сидела молча, едва отвечая жениху.

Поздно вечером Цезарий решился на отчаянный поступок — взял невесту за руку и, заглядывая в полуопущенные глаза, робко и тихо заговорил о близкой свадьбе. Но Делиция вдруг вскочила и, закрыв лицо батистовым платком, с громким плачем выбежала в соседнюю комнату и захлопнула дверь. Мать выскочила следом за ней, но скоро вернулась — расстроенная, в слезах — и сказала, что ее беспокоит здоровье дочери у которой в последнее время бывают нервные припадки. Она думает, не откладывая, завтра же пригласить на консилиум варшавских светил.