Господа Помпалинские. Хам

Случилось это на ярмарке в Пинске, куда ежегодно стекалось множество народа всех званий и состояний. Наш Помпалинский сидел у открытого окна трактира, где обыкновенно останавливался на время ярмарки, и с нескрываемым восхищением и гордостью любовался шестеркой своих вороных, которых кучер и форейтор вели на водопой по улице.

А под его окном как раз остановилось несколько человек: два его соседа — помещики, люди богатые и достойные, какой-то незнакомец, по внешности тоже человек приличный, как видно приехавший на знаменитую пинскую ярмарку из другого уезда, и еврей-маклер, болтливый, как сорока, и юркий, как ящерица.

— Чьи это лошади? — спросил незнакомец, провожая глазами вороных красавцев.

— Леонарда Помпалинского, — в один голос ответили местные помещики.

— Интересно! — протянул незнакомец. — Я и не знал, что у Помпалинских здесь есть имения и что они бывают в Пинске…

— Он не из тех Помпалинских…

— Пан Леонард, с позволения ясновельможных панов, из тех Помпалинских, что свиней пасли… — ввернул еврей.

Помещики дружно рассмеялись, а приезжий отвер нулся от лошадей и махнул рукой: нечего, дескать, то гда и смотреть! И вся компания удалилась.

Как пана Леонарда тут же, на месте, не хватил удар — одному богу известно. Сам он приписывал это заступничеству Остробрамской божьей матери, чей образ висел у него в спальне над кроватью. Он хотел вскочить, броситься вдогонку, вызвать помещиков на дуэль, а еврея оттаскать за рыжие пейсы, но ноги отказались ему повиноваться. Он застонал, закрыл руками налившееся кровью лицо и, тяжело дыша, погрузился в мрачные размышления. Так просидел он целый час; потом встал, подкрутил свои лихие усы и сказал про себя:

— Ну, погодите, я вам покажу, какой я Помпа-линский!

И показал. Деревянный дом, служивший ему верой и правдой, в котором было так просторно, тепло и уютно, велел снести, а на его месте из кирпичей возвел неуклюжее и высокое, как труба, сооружение. Наверху к нему прилепилась башенка поменьше, а внутри было ровным счетом пятьсот пятьдесят узких, головоломно крутых ступенек. В этой трубе, которую соседи-помещики окрестили замком, закатил он больше десятка блестящих балов подряд. Столько же раз пан Леонард устраивал в своих владениях пышную охоту, на которую съезжалось видимо-невидимо гостей, и два раза с необычайной помпой принял трех графов, одного князя и одного губернатора. Сначала он залез в долги по уши, а потом и с головой утонул в ворохе векселей, расписок и прочих бумажек. С горя хватил его апоплексический удар. И вот, разорившись сам и пустив семью по миру, он кончил тем, чем должен был кончить еще в злополучной корчме, — помер.

Жена ненамного пережила его. Разделявшая все честолюбивые помыслы и достохвальные стремления супруга, она не перенесла их крушения и угасла, оплакивая недавнее, но — увы! — недолговечное величие.

И единственным следом, оставшимся в нашей земной юдоли от этой супружеской четы, единственной памятью об их трагическом существовании и мученической кончине были высокая кирпичная башня, романтично и горделиво рисовавшаяся на сером пинском небе, да двое сирот без куска хлеба и крыши над головой.

Трудно сказать, что сталось бы с малолетними детьми, не будь у преставившегося великомученика Леонарда трех сестер, живших в глуши, вдали от Пинского уезда. Эти старые девы, младшей из которых было уже за пятьдесят, тихо и мирно доживали свой век в наследственной деревеньке, затерявшейся в долине среди высоких холмов.

Узнав про смерть брата и сопутствующие ей обстоятельства, Бригида, Анеля и Мария — собственницы десятка хат и сорока душ крепостных — немедля послали в Пинский уезд допотопный тарантас, запряженный двумя клячами, и старого верного кучера Григория, наказав ему разыскать детей и доставить в целости и сохранности в Бобровку.

Так и было сделано. Тетки от души обрадовались детям, но с ними свалилась и куча забот. С девочкой— с той дело проще: вырастет, замуж выйдет и примет другую фамилию. А вот как с мальчиком быть? Ведь он до скончания дней останется Помпалинским! Значит, не годится ему жить в глухой деревушке, среди гор и лесов. Надо дать ему приличное образование, сделать человеком. Но по какой части его пустить? Где взять денег? Разве под силу Бригиде, Анеле и Марии — трем бедным, неученым женщинам — воспитать отпрыска такого знатного рода? И расход большой, и умения нет Для такого ответственного дела.

После долгих споров и размышлений Бригида, среди сестер настоящая Минерва, написала письмо графу Ярославу, который жил ближе других братьев. В нем она описала плачевное положение малолетнего Помпа-линского, спрашивая, хорошо ли, если Помпалинский станет со временем экономом, писарем или чем-нибудь ^в этом роде. А ведь в доме бедных, неученых теток его ждет именно такая участь.

Граф Ярослав счел это недопустимым и, прислав ^За мальчиком камердинера, забрал его к себе в дом. & письме он обещал дать мальчику образование и позаботиться о его будущем.