Господа ташкентцы

Не один из лихих кавалеристов, посещавших по вечерам салон Ольги Сергеевны, заглядывался на нее и покушался нарушить мир ее души. Это казалось тем менее трудным, что два года счастливого супружества должны были порядком-таки избаловать хорошенькую молодку, и, следовательно, при такой набалованности ей не легко было разом покончить с утехами прошлого. Сама ma tante выражала по секрету свои опасения на этот счет, a mon oncle даже прямо выражался: pourvu que ca soit une bonne petite intrigue bien comme il faut le reste ne me regarde pas! {лишь бы это была милая вполне порядочная интрижка - остальное меня не касается!} Но, к общему удивлению, Ольга Сергеевна закалилась, как адамант. По временам она, конечно, вспыхивала, щеки ее слегка алели, глаза туманились, грудь поднималась и не умела сдержать затаенного вздоха; но как-то всегда, в эти тяжкие минуты, подоспевал к ней на выручку "куколка". Он бурей влетал в гостиную и так уморительно расшаркивался, что Ольга Сергеевна мгновенно отрезвлялась. Отец Антоний, которому были известны все перипетии этой борьбы слабой женщины с целым корпусом кавалерийских офицеров, сравнивал ее с египетскими пустынножителями и для приобретения большей крепости в брани советовал соблюдать посты. Но даже и с этой стороны интересная вдова не могла считать себя совсем безопасною, потому что сам отец Антоний выслушивал ее "смущенный и очи спустя, как перед матерью виновное дитя", и Ольга Сергеевна так и ожидала, что он нет-нет да и начнет вращать зрачками, как любой кавалерийский корнет. Ma tante была так поражена этой неслыханной твердостью, что называла свою племянницу не иначе, как ma sainte {святая.}. Один mon oncle все еще надеялся, что когда-нибудь cela viendra {это придет.}, и продолжал предостерегать Ольгу Сергеевну насчет национальгардов.

И вдруг, через четыре года, Ольга Сергеевна является к ma tante и объявляет, что ей скучно.

- Но что же с тобой, мой друг? - спросила ma tante, пораженная этой неожиданностью.

- Je ne sais, je sens quelque chose la {Не знаю, чувствую что-то здесь.}, - отвечала Ольга Сергеевна, указывая на грудь, - одним словом, доктора в один голос приказывают мне ехать за границу!

- Но как же быть с "куколкой"?

- Я все обдумала, ma tante; я знаю, что я дурная... что, может быть, я даже преступная мать! - воскликнула Ольга Сергеевна и вдруг встала перед ma tante на колени, - ma tante! вы не оставите его! вы замените ему мать!

Жребий "куколки" был брошен. Ma tante согласилась заменить ему мать и взяла на себя насаждение в его сердце правил нравственности и религии. Mon oncle поручился за другую сторону воспитания, то есть за хорошие манеры и искусство побеждать, сохраняя вид побежденного. В результате этих соединенных усилий должен был выйти un jeune homme accompli {безупречный молодой человек.}, рыцарь вежливости и преданности, молодой человек, преисполненный всевозможных bons principes, ipreux chevalier {хороших убеждений, доблестный рыцарь.}, готовый во всякое время объявить крестовый поход против manants et mecreants {мужиков и нехристей.}. Ольга Сергеевна уехала вполне успокоенная.