Господарь

На следователе не было лица, так сказать, полное отсутствие присутствия оного. Начальник ему прямо сказал, в судебке будет ждать врач, который ничего не найдёт, а тут такое! После подобных накладок и погоны потерять недолго. Если вытурят, чем заниматься, на что жить? В свои двадцать семь, да с заочным юрфаком, местного пошиба, где тройка ставиться на автомате, а пятёрка, за двадцать баксов, он на хрен никому не нужен. Делать, тоже ничего не научился. Не в дворники же идти. Хотя и туда без блата не возьмут. На глазах следака появились слёзы. Ростислав, смотревший на милиционера, заметил их. На короткое мгновение, ему стало жаль, этого молоденького паренька. Но при очередном вдохе, в боку снова сильно закололо. С болью жалость прошла. Вернулась ненависть. Рост представил, сколько человек, поломал этот недоносок, сколько жизней исковеркал. Не всякий может себе позволить хорошего адвоката, умеющего отстоять своего клиента. Большинство людей, попав в подобную ситуацию, не в состоянии защититься и безропотно терпят все издевательства и оскорбления, сознаваясь во всех тяжких и подписывая любые признания. «Едем?» – прервал затянувшееся молчание конвоир.

«Да, конечно, везите его. На сегодня у нас всё. К слову, сержант, передайте своим, чтоб, случайно, не забыли снять наручники в камере. Хорошо?»

Юрьев устал. На сарказм сил не было. Самое важное, на сегодня, сделано успешно.

В КПЗ, Роста закрыли в ту же камеру. Правда, на наре появились постельные принадлежности. С трудом передвигая ноги, он подошёл к шконке[72] и лёг. Голова, едва успела коснуться подушки, как он уже спал. Сегодняшний день доконал парня.

Проснулся затемно. В камере, жёлтым светом, в полнакала, горела одинокая лампочка. А может и не в полнакала. Возможно, от старости и усталости, она не могла светить сильнее. Стареют не только люди, иногда стареют и устают и лампочки.

Он лежал на наре, глядя в потолок одним глазом. Второй заплыл окончательно и надолго. Прошедший день, казался страшным сном, плодом воспалённого, больного воображения. Разум отказывался верить в происходящее. Вместе с пробуждением пришла ноющая боль во всём теле. Медленно поднявшись, Рост подошёл к параше. Оправив малую нужду, помыл руки и осмотрелся. Камера оказалась не велика, метров пять на два с половиной. Две нары, по бокам. Параша[73], умывальник. Стол и пара скамеек. Всё намертво вмуровано в бетонный пол. Под потолком, небольшое забаррикадированное на совесть, окно. Одних решёток – три штуки, да мелкая-мелкая стальная сетка, не то, что свет, воздух не пропускали. Стены облезшие, сплошь покрыты пятнами сырости. В некоторых местах темнел грибок. Но это не самое страшное. Хуже всего – запах. Запах пота, крови, плесени и грибка, вонь параши и самое мерзкое, смрад человеческого страха. Страха тысяч людей, бывших здесь до нас, смрад их паники, ужаса и безысходности. Этот специфический запах давил на психику, посильнее любой пытки. Этот смрад и был пыткой, самой последней и самой страшной. Не зря в народе говорят, кто единожды почувствовал его, запомнит на всю свою оставшуюся жизнь. В коридоре раздались гулкие шаги и, последовавший за ними, крик. «Па-адьём!»

Охранник орал, методично постукивая по дверям камер, чем-то металлическим. Поравнявшись с апартаментами Ростислава, открыл кормушку, так называется маленькое окошко в двери, и с интересом посмотрел вовнутрь. «Живой? Не помер ночью? Ну, и ладушки. Баланду будешь?» В животе Роста заурчало. «Буду. И попить, если можно». «Чай даём». Минут через двадцать кормушка с лязгом открылась вновь. «Бери чай и кашу. Хлеб давать?» «Давать всё». Ростислав забрал посуду и три куска хлеба. «Спасибо». «Угу. Как доешь, помой тарелку. Потом приду забрать».

Рост поковырял кашу. По крайней мере – горячая. Хотя, если бы он такое варево предложил Непоседе, мог произойти бурный скандал, и пёс сказал бы ему очень много нового. Одно слово – баланда[74]. Неожиданно, отчётливо вспомнился его Непоседа. «Как ты там, брат? Покормил тебя кто?» – пронеслось в голове.

Обоняние начало пытаться протестовать, но парень быстренько поставил его на место. Дабы бороться и жить, надо кушать. Принялся поглощать этот шедевр кулинарного искусства. Неизвестно, как долго пробудешь здесь, силы надо беречь. Хлеб, приятно порадовал великолепным вкусом. Но, может это, только, на фоне каши? Стараясь ни о чём не думать, работал челюстями. Понемногу, по чуть-чуть тарелки опустела. По телу разлилось комфортное тепло. Помыв посуду, завалился спать, справедливо решив, чем дольше спишь, тем ближе дембель.

Проснулся от скрежета открываемой двери. С трудом, продрав единственный открывающийся глаз, Рост сел на шконку и вопросительно уставился на вошедшего. «Задержанным, вставать полагается».