Господи, сделай так…

На несколько месяцев приятели были обеспечены работой и только издали поглядывали на караулящую их солдатскую казарму. Отцы-командиры вперебой заказывали свои парадные портреты, но постепенно — как и должно быть в армии — очередность заказов выстроилась по уставному ранжиру. Разумеется, никто из них не позировал. Художнику и его помощнику передавались фотография, личные пожелания к будущему портрету и мундир для строгого следования правде жизни. Подполковник-замполит пожелал, чтобы две звезды на его погонах были прорисованы не слишком четко и в таком ракурсе, в котором точно и не сосчитать, сколько их там — может, две, а может, и три. Майор-начхим, увидев портрет замполита, попросил свой портрет тоже немножко переделать с учетом давно ожидаемого повышения, но не вырисовывать это будущее повышение явным образом, а только намекнуть на его возможность или даже необходимость, сбивая зрителя с толку и с досконального пересчета его пока единственной на погоне звезды.

По гениальной Левиной идее всех полководцев, не служивших в местном гарнизоне, плотненько утеснили на левой стене актового зала, а напротив них и им в укор вывесили свеженамалеванных военачальников, которым повезло служить именно здесь. Свеженамалеванным это очень понравилось. Они одобрительно прохаживались по актовому залу, делая вид, что любуются исключительно мужественными лицами организаторов побед русского и советского оружия, но то и дело вскользь взглядывали на свои изображения, прочно прибитые к той же истории славных побед.

Потом пошли заказы для командирских жен, очень вдохновившие было Тимку и Леву, но ничегошеньки их вдохновениям не обломилось — портреты снова следовало писать с фотографий. Тогда Лева увлек завклубом удумкой устроить среди офицерских жен конкурс красоты, который, по обыкновению того времени, везде и всюду назывался “А ну-ка, девушки!”. Все конкурсантки были крашеными в один колер блондинками, благоухали одним и тем же сладким запахом “Красной Москвы” и по первому впечатлению отличались одна от другой только пышностью форм. Постепенно Тимка научился их различать и по другим признакам, хотя это было и не обязательно, потому что его тянуло сразу ко всем, и только воспоминания о кроссе в химкостюме и противогазе сдерживали его неуемный пыл. Завклубом хмельным ястребом кружил над тренировками предстоящего конкурса, но его бдительность как раз и не беспокоила Тимку — в клубе хватало укромок, где можно легко сховаться от десятка надзирающих капитанов. Настоящая угроза исходила от самих дам, ревниво караулящих, когда кто-то из них неминуемо споткнется, чтобы наброситься на счастливицу всей мощью зависти и негодования и растоптать в прах. Единственно, чем можно бы уберечься от такого печального исхода, за которым начинались кроссы и противогазы, — это сделать так, чтобы споткнулись все разом, но Тимка и представить не мог, как организовать подобную радость.

Тем временем подготовка закончилась, завклубом избледнел, опасаясь возможного провала и неизбежного следом разноса, но конкурс вызвал полный восторг набившихся в актовый зал офицеров. Блондинки громко пели под аккомпанемент еле поспевающего за ними прапора-аккордеониста, шумно танцевали, вперегонки готовили салаты, утюжили офицерское обмундирование и вспоминали параграфы устава. Видно было, что все это они делают ради удовольствия и от неизбывной скуки гарнизонной жизни, а совсем не ради победы, потому что победные места все равно распределялись в полном соответствии со штатным расписанием их мужей.

Завклубом в мечте о постоянных поощрениях решил устраивать такие конкурсы ежемесячно и прикинул, что вполне способен все делать самолично. Он забрал у Левы листки с расписанным сценарием и долго тряс Левину руку, отдавая ему тем самым сдачу с заслуженно заработанной им самим благодарности начальствующего в гарнизоне полковника, Лева печально глядел в окно за спиной капитана, где маячила хорошо ему знакомая казарма.

— Можно спектакль поставить, — робко предложил Лева. — Начальству должно понравиться, — слегка задел он главную капитанскую струну.

Капитан решил посоветоваться с замполитом. Тот обещал подумать, а сам решил посоветоваться с полковником, но прежде полковника рассказал жене о возникшей проблеме. На следующий день гарнизонные дамы гудели о предстоящем спектакле, и полковник узнал об этом от своей личной супруги раньше, чем от личного замполита. Более того, от той же супруги он узнал, что спектакль непременно будет и в нем должны быть предусмотрены роли для всех офицерских жен, в крайнем случае — для жен старшего командного состава. Полковник приказал замполиту исполнить это решение своей жены, выдав его за собственные указания, тот приказал завклубом, а от него уже счастливая весть дошла и до Левы с Тимкой.