Господин барон

Меня дергало в стороны противоречивыми желаниями. Хотелось поехать, найти ту гниду, что так подставила меня, хотелось надавать всем местным по морде, чтобы очнулись и перестали жить идиотическими представлениями о мире, хотелось сесть в уголок и спросить господа бога, за что он так со мной, но это все потом. Сначала… что сначала? Оружейная!

Верную булаву я оставил без внимания, сразу пройдя к стеллажу с мечами и начав искать нужное. Не то, опять не то… это, может быть? Повертев кацбальгер сунул обратно, тупой, зараза. Наконец, повезло с одной из сабель. Видимо, это было настоящее оружие, из-за своей неказистости так и оставшееся в стойке, а не проданное прежними баронами. Длинная, изогнутая, с простой рукоятью без украшений, зато даже сейчас острая. Сможет она в случае чего перерубить веревку? Ладно, наточим.

Стоявшего в дверях слугу послал в замковую мастерскую, сам быстро переоделся в парадную форму боярина. Если готовишься нарушить парочку законов, то надо соответственно подготовиться!

Когда я открыл дверь во двор то чуть не нырнул обратно — десятки людей, горожан, замковых обитателей, полицейских в форме, работников мэрии в национальных костюмах — сотни человек заполнили весь замковый двор. И все они смотрели на меня.

За месяц все они уже привыкли к тому, что живут по правилам средневековья, но вот такого поворота не ожидали. Барон-чужеземец, обвиненный и приговоренный земляк, мрачное небо, морось периодически затихающего дождя; добро пожаловать в темные века, где жизнь человеческая ничего не стоила!

Впрочем, будто бы с тех пор что-то изменилось?

Я, не глядя в ожидающие лица, пошел сквозь расступающуюся толпу к ступеням эшафота, поднялся. Осужденный, с одеялом, накинутым на плечи, потерянно смотрел куда-то в сторону, рядом стоял, переминаясь, старший стражник. В углу насмешливо озирался незнакомый детина в национальном наряде но с вариациями — вместо деревянных ботинок на нем были высокие узкие сапоги. Видимо, представитель обвинения.

Кашлянув, что в тишине сотен молчаливо ожидающих фигур прозвучало особенно громко, я обратился к старику:

— Господин Миллер, бароном фон Кустхивом вы были обвинены в оскорблении его достоинства и попрании исконных прав, и в соответствии с ныне действующими законами приговорены к смерти. Воззвав к праву старшего из баронов Элиг фон Кустхив передал вас в мои руки, дабы проследить за исполнением правосудия. Можете ли вы чем-то оправдать свое поведение?

— Я… господин барон, этот гад начал приставать к моей внучке! Я не мог стерпеть!

— Да не так все было! Элли просто сделал девчонке пару комплиментов, никто ее пальцем не тронул! А старик сразу набросился, хотя мы бы могли и вообще в его доме остановиться, закон такой есть! — Детина из угла говорил с довольной усмешкой, было ясно, что умом он не блещет, потому и оставили. Впрочем, не только поэтому. — Все честно было — и суд, и приговор, и передача. Ваш — вот вы и вешайте. А то разбаловались, правильных законов не блюдете!

— Фон Шнитце?

— К сожалению, барон фон Кустхив был в своем праве. — Управляющий поднялся на помост и встал рядом. — В законах земли эсков есть упоминание о праве постоя, в соответствии с ним бароны, находясь в пути, при необходимости могут остановиться в любом доме, но не более чем на одну ночь и один день.

— Понятно. Что же, помиловать, в соответствии с Правдой, я могу лишь завтра. Господин Мюллер, вы верующий?

— Крещен, господин барон.

— Хорошо, можете помолиться перед казнью. — Я оглянулся на улыбающегося детину и тот вдруг насторожился. — Этого — в камеру. Он мне не нравится. Поутру будем его судить.

— Чего-о?! — Но кустхивца уже тащили к двери в подземелья, по пути награждая пинками. Мельком глянув ему вслед я проследил, как Фиск ставит крепкую табуретку под петлей, помогает осужденному подняться. Эшафот был достаточно широк, метров пять в поперечнике, так что даже при нескольких стоящих на нем людях окружающим все было хорошо видно. Ну да, это же туристический аттракцион — самая настоящая виселица! Любой желающий может попробовать на себе роль приговоренного…

Тишина в сгущающихся сумерках перемежалась бытовыми звуками. Вот корова в хлеве мычит, вот что-то звякает в башне, вот машина проехала за воротами. Кто-то кашлянул и сразу волна покашливаний прошла по двору.

Мы стояли молча, ожидая сигнала, и наконец из окна, показывая часы высунулся Эгги:

— Закат!

Стражник накинул на шею стоявшему на табурете петлю, казнь формально началась. Я успокаивающе кивнул Миллеру и приказал:

— Начинайте!

Бледный, но стоящий прямо старик вздохнул и начал:

— Патер ностер кви эст ин цели…

Мимо меня прошел и встал рядом со стариком мужчина, такой же кряжистый, краснолицый, только седины в усах было меньше. Муж старшей дочери, приехавший из столицы федерации час назад был слегка ошарашен происходящим, но стоял и аккуратно держал тестя под локоть. Пока его помощь не требовалась, но… восьмидесятилетний старик не простоит без помощи целую ночь на одном месте. Или все-таки простоит?