Господин Бибабо

— Что же вы стоите, как цапля? Сядьте. Итак, мы не нуждаемся больше в вас. Игра в куклы кончилась. Надо освободить пальцы для других, более цепких движений. Понятно?

Трясущимися руками Бибабо нашел стул и опустился на него.

— Ну-с! Ваши похороны будут обставлены пышно. Их превратят в грандиозную демонстрацию, и «Огненные кресты», о которых вы писали в свое время, что это выдумка коммунистических депутатов, выйдут на улицы и устроят коммунистам резню. Власть перейдет в наши руки.

Бибабо пробормотал жалостным голосом:

— Но, дорогой Руфф («господин Руфф», — поправил его секретарь), простите, господин Руфф, я ведь согласен на уступки. Я хорошо понимаю... Тем более господин Ларжан, зная меня...

— Ни к чему, Бибабо! Время речей кончилось. Я объяснил господину Ларжану положение вещей, и он согласился, что так будет проще... Айт будет похоронен вместо вас, а вы растворитесь в мире. Скромная пенсия. Билет второго класса в Эквадор или Парагвай. Ферма, рыбная ловля, караси. Придется осуществить идеалы Айта. Подходит это вам?

Господин Бибабо злобно усмехнулся и открыл рот.

— Не корчите гримас! — оборвал его собеседник. — Это должно вам подойти!

Репродуктор сказал монотонно:

— Внимание! Внимание! Сегодня днем скончался господин Бибабо! Похороны завтра. Слушайте сейчас некрологи и соболезнования...

Руфф поднялся.

— Преклоняюсь перед вашим политическим тактом, Бибабо. Вы умерли удивительно во-время. Это не каждый умеет... Однако оставлю вас. Я не привык так долго разговаривать с покойниками.

И он вышел, заботливо заперев за собой дверь.

Ночь прошла, бесконечно длинная, без сна, а утром предстояло Бибабо новое испытание.

После завтрака явился к нему Руфф в трауре, с черной повязкой на руке, в очень хорошем расположении духа.

— Отличный некролог, — сказал он бодро, раскладывая перед скучным Бибабо утренние газеты. — Это постарался ваш друг Леви. А это статья Грандье. Какие аншлаги! «Жертва большевизма. Убийцы Бибабо покушались на цивилизацию». Соболезнование Ларжана на второй полосе.

Бибабо скользнул взглядом по траурным фотографиям и отвернулся.

— Ну, развеселитесь, Бибабо! К чему грусть? Вы не можете пожаловаться на то, что жили мало. Наоборот, вы, старый плут, изловчитесь побывать даже на собственных похоронах.

Руфф тщательно настроил радиоприемник и развалился в кресле.

— Почему вы не возле гроба? — брюзгливо спросил покойник.

— О! Рассказывают, что я так потрясен вашей смертью, что не могу следовать за процессией даже в автомобиле. Я решил разделить с вами эти скорбные минуты.

Бибабо пробурчал что-то. Руфф занялся газетами.

Чуть отодвинув тяжелую бархатную штору у окна, господин Бибабо хмуро наблюдал за тем, как роскошный катафалк остановился у подъезда и вокруг стали собираться зеваки.

Факельщики покуривали, подскакивая на месте и выбивая чечетку. (День выдался холодный, ветреный.)

Потом побежали по ступенькам суетливые распорядители в длиннополых сюртуках и с таким выражением лица, как будто они боялись опоздать на поезд. Черные ленты развевались за ними. Полицейские, взявшись за руки, навалились спинами на теснившуюся у подъезда толпу.

И вот уже на руках заколыхался гроб, весь увитый гирляндами цветов и национальными флагами. Высоко над головами поплыло старое безобразное лицо со скорбными морщинами у рта. Не надо было больше кривляться и гримасничать. Оно было неподвижно и от этого казалось менее уродливым.

— Айт в последний раз выступает перед публикой, — пошутил Руфф, кладя Бибабо руку на плечо. Бибабо вздрогнул от этого прикосновения и промолчал.

Комната наполнилась голосами, покашливанием, вздохами. Радиостанция приступила к передаче надгробных речей.

Господин Бибабо довольно спокойно выслушал две из них. Когда слово получил епископ Грандье и репродуктор стал тонко чихать и всхлипывать, Бибабо заерзал в кресле, а во время выступления лидера правительственной партии он сделал попытку швырнуть в репродуктор туфлей, но не попал. Руфф придержал его за шиворот.

— Вы мешаете мне слушать, — сердито сказал он. — Погодите! Это, кажется, Леви. Он! Хорошо говорит, нет? Вы сами не могли бы сказать лучше. Вы кипятитесь просто из зависти. Ну-ка, положите подушку на место! Кому я говорю?!

Следующие полчаса была заполнены утомительной возней, тычками, стонами господина Бибабо и суровыми окриками Руффа. В комнате раздавалось:

«...сгорел, как свеча. Такой простодушный и добрый господин Бибабо, который всегда... («Неужели это вас не трогает?.. Я тебе кину стулом! Смотри у меня!») ... он был опорой цивилизации и закона, друг порядка, бриллиант чистой воды... («Ты долго будешь хулиганить здесь? Нарочно не выключу радио. И еще свяжу тебя, старого осла...») ...Жертва собственной доверчивости, украшение нации» («А я тебя еще и не так, если будешь кусаться!»)

Наконец, речи кончились, Руфф ушел, и обессиленный Бибабо остался лежать на развороченной кровати, тупо глядя на радиоприемник.