Чичиков одним взглядом охватил убранство кабинета и понял: «С этим можно не церемониться». Так как хозяин остался сидеть за столом, наклонив голову несколько набок, то Чичиков изящным движением метнул на столешницу визитку и непринужденно уселся в кресло напротив.
– Покупаем, продаем? – начал беседу Шкурченковв.
– Всего понемногу, – без выражения ответил Чичиков. – Я к вам с весьма привлекательным предложением.
– То, что для тебя привлекательное-то понятно, – почему-то перешел на «ты» Шкурченковв.
– Продайте мне души ваших сотрудников, Валентин Павлович, – тем же бесцветным голосом предложил Чичиков.
– Я тебе хоть душу, хоть что могу продать, была бы цена.
– Цена будет, – заверил его Чичиков.
– Ну и?
– Скажем… – Чичиков взял паузу.
Шкурченков поерзал в кресле и вдруг предложил:
– Ты это, ты эту самую моей жены купи. Со скидкой.
Это удивительное предложение Шкурченков сделал тоже без всякого выражения, под стать манере Чичикова. Непонятно было, шутит он или всерьез.
Супруга Валентина Павловича, Лариса Гавриловна, с отчеством, измененным на Георгиевну, была женщиной невыносимых им качеств. Мы опустим такие мелочи, как безобразная мужиковатая внешность и патологическая ревнивость. Даже оставим без внимания ее требование пятидесятипроцентной доли в его бизнесе; он выделил ей двадцать пять и жалел об этом безмерно. Лариса Георгиевна обладала странным свойством: когда она находилась в одном помещении с мужем, пусть и не досаждала ему попреками, а занималась своими делами, скажем, по телефону болтала, Валентин Павлович чувствовал себя последним ничтожеством. Что только он не делал, чтобы побороть в себе это скотское ощущение. Даже как-то раз пожаловался друзьям-приятелям по парилке, на что Паляницын усмехнулся в усы, деляга Зуб тут же рассказал анекдот к случаю, а Мотузко важным тоном пояснил:
– Это феномен астральный. Она тебе, Валек, заблокировала космическую чакру, вот здесь, – и постучал костяшками пальцев по лысеющей макушке Валентина Павловича. – Закоротила на себя и питается твоими излучениями.
Валентин Павлович хихикнул для приличия и с плохо скрываемой надеждой в голосе спросил у Мотузко:
– А что делать?
– Вешаться, – по-отечески ласково присоветовал Паляницын и с удовольствием опрокинул на себя ушат ледяной воды.
Мотузко наморщил не без актерства лоб и сказал:
– Ты к бабке сходи. Пускай порчу снимет.
В тот же день Валентин Павлович по первому попавшемуся на глаза объявлению устремился к бабушке-провидице. Та сразу разглядела солидного клиента и, не обращая внимания на его сбивчивую речь – Шкурченков пытался объяснить, что ни во что такое он не верит, но вот есть космическая чакра, и ее нужно ему раскрыть, – рассказала, что его замордовала жена, которая на самом деле не жена, а энергетический вампир. Валентин Павлович совсем потерялся, лишь робко спросил:
– Вы что-то можете сделать?
– Нет, голубчик, не могу. Закодирован ты. Тебя еще раньше, до нее закодировали. А кто закодировал – того не вижу.
– Я заплачу, – дрогнувшим голосом произнес Шкурченков.
– Нет, голубчик, не надо мне твоих денег, не хочу брать обманом.
– Может, кого знаете, кто может?..
Провидица задумалась, какая-то тень пробежала по лицу. И совсем по-иному, жестко сказала:
– Тебя – только Лукьян. Это большой колдун… Но ты человек пустой и шибко самоуверенный, гусь прямо. Нет, не удержится Лукьян – захомутает тебя. И не гляди на меня так. Денег у тебя много, но для Лукьяна ты пшик. Был бы ты другим, он бы раскодировал. Еще бы совет какой дал. А теперь ступай, не выйдет у нас с тобой бизнесу.
Пару секунд Чичиков смотрел в глаза Шкурченкова и вдруг громко, от души расхохотался.
Валентин Павлович обиженно скривился:
– Чо ржешь?
– Смешно очень. Рассмешил ты меня.
– Ты в чакрах хорошо разбираешься? – вдруг спросил Шкурченков.
– О-о! Вижу руку прокурора Мотузко. В чакрах я разбираюсь хорошо. Ты мне души продай, сразу полегчает. Они там у тебя в конторе все равно мертвые. Не люди.
– Какие они там люди, – брезгливо заметил Шкурченков. – Так, человеческие огрызки.
– Так уж и огрызки. Видел бы ты их в ином, так сказать, свете, хе-хе. Ладно, из уважения к твоим страданиям, по четыреста ложу.
– Четыреста чего? – не понял Шкурченков.
Однако голос его уже сделался деловым, то есть с оттенком презрения.
– Долларов, чего ж еще. За четыре мертвые души выходит тысяча шестьсот.
– Подожди. Значит, я тебе – души?
Чичиков согласно кивнул и достал купчую.
– А ты мне, значит, деньги? Не, не пойдет. Подумать надо. Откуда я знаю, почем мертвые души?
Чичиков снова хохотнул.
– Ты еще скажи, что товар странного свойства. Ты еще мне вместо мертвых душ пеньку предложи.
– Чего предложи? – не понял Шкурченков.
Ему в этот момент вспомнился совет Паляницына.
– С кем ты собрался советоваться? Я единственный покупатель такого рода товара. А вот ты продавец не единственный. И потом, я же не твою душу. Тебе их жалко, что ли?
Шкурченков не ответил, а принялся изучать купчую.
– Путево составлено. Только, понимаешь, мне такие деньги брать не солидно. Узнает кто – засмеют.
– А ты никому не рассказывай.