Господин Чичиков

– Мой хозяин – великий хозяин. Он сделает.

Трубостроев хотел было еще про что-то спросить, но внезапно осенила его одна страшная мысль: а ну как его с мэром операция по «мертвякам», вовлечение в игру Ибрагимова – все это чужая игра, закрученная этим неведомым хозяином? Эк, как это он одним махом подцепил самых первых, самых сильных людей города на свою вилку.

Генерал вяло опустился на стул.

– Хочешь служить добру? – голосом пророка возгласил Стукалин.

– Да пошел ты, – без прежней энергии, но твердо и решительно обронил Козьма Варфоломеевич.

– Нет. Просто так я не уйду. Ты владеешь тайной, цена которой велика.

– Ага, угрозы.

– Нет, лишать тебя жизни нельзя. Жизнь – это добро. Но разума и воли можно – они у тебя служат злу.

– Лучше уж сразу лишайте жизни, – буркнул Трубостроев, а про себя подумал: «Надо соглашаться. Условия бы выторговать попристойнее… Если без их хренового добра никак, то хоть чтобы способностей было поболее, чем у прочих «добреньких». Эх, а какого хрена я с посредником разговариваю. Я же нужен его хозяину. Для чего-то он всю эту петрушку закрутил? Вот пускай лично сам соизволит. А то с этим чуркой, как с поленом. Ничего путного не вытрясешь». – Слушай. Значит, такое предложение. Согласен предварительно, подчеркиваю – предварительно, на ваше добро, но только после разговора с хозяином. Вот так.

«Мертвяк» помолчал, бессмысленно глядя в стену, а потом исчез так же, как и появился, абсолютно внезапно. Трубостроев перекрестился и вызвал по селектору адъютанта.

– Дружок, забери это кресло ко всем чертям. И доставь новое.

На следующее утро к воротам института подкатила милицейская патрульная машина. Протянувшийся от корпуса к корпусу решетчатый забор отгораживал институт вместе с зеленой лужайкой и часовенкой от остального мира. Из «лунохода» выгрузился толстый капитан милиции в форме и, заглянув в дверь дежурки, скомандовал:

– Эй, давай, открывай мануфактуру.

– Чего? – не успев разглядеть посетителя, вскинулся казак, дежуривший в этот день.

Одет он был в стилизованную казацкую форму с лампасом на штанах, с галуном на груди и с шашкой на поясе. Казачество города Н., как известно, делилось на реестровое и обычное, какое можно встретить повсюду. Конечно, на Украине, в районе, скажем, Львова казака уже не встретишь, там его заменяет бендеровец. Реестровое казачество в былые времена служило польскому королю, но кто об этом сейчас вспоминает? Нынче же, чтобы занять себя хоть каким-то делом, казаки охраняли общественные мероприятия и учреждения, куда позовут. Тоже не всякие казаки, а только те, которые с утра до вечера желали ходить в форме и с шашкой. Да хотя бы и без шашки, но только чтобы видно было, что он – казак!

– Давай, чучело ряженое, открывай уже! – рявкнул мент.

Казак, наконец, разглядел гостя.

– Товарищ капитан, уже открываю.

Загудел электромотор, створки ворот раздвинулись. «Луноход» заехал на территорию и припарковался у часовни.

Вместе с капитаном выгрузились трое омоновцев, облаченные в бронежилеты и шлемы, с автоматами. Едва ступил капитан на порог, как из дверей вышел навстречу Нестор Анатольевич Перетятькин, извещенный казаком.

– Добро пожаловать! – с улыбкой прохиндея поздоровался он.

– Добро, коли не шутишь. Ты кто? – ответил капитан.

– Директор, Нестор Анатольевич.

– Да, о таком мне докладывали. Здравствуйте. Где Стукалин?

– На своем рабочем месте. Пойдемте, я вас проведу.

– Ребята, за мной, – энергично скомандовал капитан омоновцам.

И группа, грохоча тяжелыми ботинками по лестницам, устремилась к объекту захвата.

События, предшествующие появлению милиции в институте, развивались вот по какому сценарию.

После визита людей Трубостроева Перетятькин решил задать несколько тревоживших его вопросов Вячеславу Тихоновичу Паленицыну. Поскольку Паляницын уже давно не появлялся в институте и не выходил на связь – а раньше-то дня не проходило, чтобы они не пообщались, не обсудили насущных дел, – пришлось звонить самому.

Паляницын, судя по голосу, был в прекрасном расположении.

– Здравствуй, здравствуй, Нестор Анатольевич. Чего не звонишь?

– Да вот… Вячеслав Тихонович, ты давно в институте не появлялся.

– Волнуешься, значит. Это хорошо. Как там вообще обстановка?

– Да… собственно, я по этому поводу. По поводу обстановки. Сейчас ваши люди приходили.

– Какие у меня люди? Я полковник без полка, – с деланой жалостью в голосе произнес Паляницын.

– Разве ты не в курсе? – осторожно поинтересовался Перетятькин.

– Что, с «мертвяками» проблемы?

– Э-э…

– Говорю, с мертвыми душами нелады?

– Ну, в некотором роде. Тут такое дело, голубчик. Я в твое отсутствие одного субъекта на работу принял… Не надо было, наверное. Да что ж теперь поделаешь. У него эта, понимаешь, тонкоэфирный паразит аномальный.

– Аморальный, говоришь? – хохотнул Паляницын. – И что этот аморальный выделывает? За аспирантками в туалеты подглядывает.

– Не смейся, Слава. Я, наверное, глупость большую сделал. Я генералу Трубостроеву про него рассказал.

– Сам догадался, или кто надоумил?

– Да он мне позвонил. Говорит, надо встретиться. Вот и встретились…

– Ну а про меня разговор был?