– Не гражданка... Содружества, – с трудом выдавила я. – После иммиграции мне дали гражданство Тигардена-2.
– Тем более! На Тигарден слетаются все бабы, повернутые на независимости от мужчин. Как тебе новая рокировочка власти?
– Непривычно.
– Ничего, привыкнешь... если выживешь, – хохотнул он. – Все привыкают. Посмотрим на остатки твоей выдержки после сегодняшней ночи. Хрык, отправь их пока к другим в рабский отстойник, а сам помоги Хурону с размещением покупателей. Появилось несколько новичков, присмотрись к ним...
Рабским отстойником оказался большой изолированный отсек на верхнем уровне без особых удобств: ни мебели там не было, ни хоть какого-нибудь кусочка ткани или посторонних предметов. На все помещение с двумя десятками рабынь всего один крошечный закуток с утилитазом да питьевой шланг.
Перед тем, как втолкнуть нас внутрь, Хрык сунул в руки каждой сухой питательный брикет – вот и вся еда на сутки. Мара Танн чуть задержалась, забирая свою долю из его лапищи, а я сразу прошла к дальней стене и уселась на холодный пол.
В голове была каша из хаотичных мыслей, на душе – предчувствия поганей некуда, а особенно тошно становилось из-за сожалений, что я так и не рассказала Тэймину, насколько сильны мои чувства к нему. И мучительно, до болезненной колкости сжималось сердце от осознания, что никто из моих знакомых диниту не сумеет меня выручить из центавритского рабства. Просто не успеют вычислить местонахождение пиратской базы и тем более не успеют добраться сюда вовремя физически.
Поэтому – надейся не надейся на кого-то, – а рассчитывать лучше только на свои силы.
Просторный круглый зал гудел, как гнездо гигантских шершней в форме арены. То и дело слышался рев, грубый хохот и гомон хриплых голосов на галактическом эсперанто.
Всех рабынь ещё до прибытия гостей загнали в одиночные прозрачные камеры с крошечными подиумами в центре. Там они и должны были стоять полностью обнаженными, зафиксированными во весь рост манипулятором конечностей с управлением, выведенным на пульт снаружи. Все для удобства покупателей, чтобы те смогли придать живому товару любую позу и рассмотреть тело во всех ракурсах.
Поначалу я не поняла, для чего служит подозрительная механическая штуковина, к которой меня пристегнули за руки-ноги, даже зафиксировали локти и колени. Но когда до начала аукциона в зал запустили покупателей и позволили им во всеуслышание целый час дистанционно крутить-вертеть рабынями, словно бесчувственными игрушками, понимание настигло меня в комплекте с самыми негативными эмоциями. И превалирующим чувством среди них было мрачное бешенство.
Первого кукловода – им оказался пират-рептилоид, – желающего поставить меня на четвереньки, я сгоряча так ошпарила отвращением, что он отшатнулся от меня, словно от рассадника венерических заболеваний в последней уродливой стадии. Его физиономия брезгливо исказилась, и он торопливо отошёл к соседней камере, где уже томилась враскорячку молодая эллуанка. И лишь после этого я поняла, что же сделала только что интуитивно.
Внушила ему ложные эмоции.
Других покупателей отвадить так легко не удавалось, поскольку человеческих женщин среди рабынь больше не было, и мой выставочный стенд находился на пике популярности. То ли отвращения от неожиданности поубавилось, то ли интуитивная техника ускользнула. Пришлось потерпеть несколько крайне неприятных мгновений и крутиться перед двумя следующими покупателями, повинуясь движениям механического манипулятора.
Однако к моменту появления четвертого я разобралась, что энергию эмоций нужно сразу внедрять на глубинный уровень противника, в подсознание. Чем и немедленно воспользовалась, заставляя терять пиратов интерес ко мне ещё на стадии приближения. Они подходили, немного топтались, недоуменно разглядывая мою выставленную напоказ наготу, и уходили прочь. За целый час подобных упражнений я так наловчилась, что начала проделывать всё на автомате.
Распорядитель аукциона что-то вещал там, снаружи, но стенки камеры были звуконепроницаемыми. Оно и к лучшему. Я и так могла легко представить, о чём идёт речь.
В качестве самого дорогого лота на первую пробу ожидаемо выставили меня. Беззвучная торговля шла долго. Самые активные участники – несколько центавритов, два рептилоида и неожиданно один страшно изуродованный голубокожий ясенирский отщепенец, – спорили так яростно, что чуть до драки не дошло. Я внимательно следила за ними, чувствуя себя на диво спокойной, но отнюдь не обманывалась природой своей самоуверенности. Львиная доля ее заключалась в расчете на иллюзии, но на что я без них годна?
Мой лот на первую пробу выкупил голубокожий урод, судя по тому, как он решительно направился к камере, облизывая губы и криво усмехаясь. В ближайшем рассмотрении я поняла, что он не чистокровный ясенирец – те были помельче, – а смесок. Скорее всего плод совокупления центаврита и рабыни-ясенирки, хотя обычно от центавритов рождались только центавриты. Что ж, тут, вероятно, произошел неожиданный генетический фокус природы.