Господин Дик, или Десятая книга

– До самого Кулинга, Чарльз! Но об этом и думать нечего! Ваша подагра! .

– Моя подагра ведет себя превосходно! И я ощущаю себя легким, как эльф. Посмотрев, как горит вся эта старая макулатура, я помолодел на двадцать лет… моему внутреннему локомотиву требовался этот огонь радости! К тому же я должен поддержать честь Англии перед лицом месье Бореля… Французы же известные ходоки!

После некоторых прений было решено, что Уэллер последует за нами на повозке – на случай несвоевременного явления приступа подагры.

– Но она нам не нужна, Джорджина. Повторяю вам: я чувствую себя превосходно!

С первых же сотен метров он учинил демонстрацию. Он был замечательно легок на ногу и, несмотря на малый рост, широко шагал. Его размеренный шаг, ритмизуемый размахами трости, создавал обманчивое впечатление неспешности, но очень скоро я уже был в поту и понял, что придется стиснуть зубы, чтобы не отстать. Какое-то время дорога вела нас через поля. Он смотрел прямо перед собой и, казалось, не обращал внимания на окружающий пейзаж. Однако позднее, ближе к вечеру, он помянул замеченное им в поле чучело, наряженное в корсаж от женского платья и мужские панталоны, – я его даже не увидел. Мы вошли в лес, не умеряя аллюра и не разменявшись ни единым словом.

На вершине одного пригорка, чтобы отдышаться, я прибег к жалкой хитрости: у меня «развязался турок»… Разогнулся я слишком резко – голова пошла кругом, колени задрожали… опять это проклятое головокружение! Я закрыл глаза. И, вновь открыв их, был почти удивлен, увидев Диккенса. Он стоял, опираясь на свою трость, скрещивал и перекрещивал ноги и насмешливо поглядывал на меня.

– Итак, вам, стало быть, нравится мой «Пиквик»…

Ни один человек во Франции [даже Аврора] не позволил бы себе так выразиться. Но мне тут же пришло на ум, что я люблю книги Диккенса именно за их шероховатость и грубость.

– Да. Для меня это лучшая ваша книга.

Обычно писателям не слишком нравится, когда кто-то восторгается их ранними сочинениями. Самые злые критики часто начинают со скупой похвалы какому-нибудь роману, опубликованному автором сорок лет назад, который хвалят только для того, чтобы тем более раскритиковать последний опус, – в точности так, как сделал Джеймс в «Нэйшн». Но в тот самый миг, когда я уже готов был пожалеть о своей откровенности, Диккенс улыбнулся.

– Вы весьма хорошо говорите о нем в вашем письме… лучше, чем многие лондонские критики… А вы знаете, что, когда я писал первую главу, у меня не было и малейшего представления о том, что будет во второй?