Господин Доминик

Это прозвучало внезапно и торжественно, загадочно и странно, не высокопарно и пафосно, но как момент истины; словно из другого мира, который существует рядом, но недосягаем для простых смертных, возникло что-то неизвестное. Разом наступила тишина. Кристиан попеременно переводил взгляд с Гаспара на Доминика, будто только сейчас их впервые увидел. Глаза Бернара были опущены долу и задумчиво улыбались, как если бы он слушал что-то знакомое, но давно забытое. Подобно ему, на лицах других гостей застыло такое же мечтательное выражение. И только его супруга баронесса, напротив, словно очнулась от тягостных мыслей, сбросила оцепенение и смотрела вокруг себя ясным открытым взором. Все стали задумчивы и серьезны; каждый чувствовал, что стоит на пороге чего-то нового, неизвестного, чему он не знает ни причины, ни начала, ни исхода. Смолкла песня менестреля и, казалось, даже огонь в камине затих. Где-то далеко еле слышно перекликались дозорные на северной башне, эхом вторило им людское море, мерно шумя криками, говором и монотонным гулом в огромном лагере за оборонительным рвом. Опустилась ночь. Стало холодно. В единственное окно бесшумно влетел ветер, и бесчисленные гобелены в чертоге замка стали прогибаться, раскачиваться, биться друг об друга, словно грубые паруса на корабельных реях. Древние призраки канувших в лету воинов, несокрушимых армий и былых сражений тихо присутствовали в главной зале центрального донжона. Они мерцали в дыму масляных факелов, туманом стелились по набросанным на пол шкурам, проходили маршем сквозь каменные стены и тканые гобелены; их тени сгущались по углам, дрожали на выступах бастиона, метались в огне очага. Два рыцаря – Гаспар и Кристиан – стояли друг напротив друга, а бесконечное немое движение древних воинов струилось сквозь них, проникая прямо в кровь, заставляя замирать. Призраки дышали им в лицо, от них веяло холодом. И тогда время замедлило свой ход и в какой-то миг почти остановилось; посреди тишины прозвучало короткое слово:

– Обещаю.

И эхом ему отозвалось:

– Клянусь!

Глава VII. Кристиан и Валери

Граф Франсуа де Розен получил титул по наследству от отца. Двадцать три года тому назад он женился на кроткой, не знатной, но из состоятельной семьи девушке по имени Матильда Лярош. Супруга была моложе де Розена на три года. Вскоре она родила Франсуа двух наследников; оба эти мальчика умерли в младенчестве. Через год после смерти второго ребенка Матильда вновь забеременела, на этот раз на свет появилась девочка. Роды прошли тяжело, и в течение последующих лет совместного проживания с Матильдой Франсуа так и не дождался от супруги наследника мужского пола. Постепенно потеряв к молодой графине интерес, де Розен спровадил Матильду Лярош в обитель Сен-Пьер – старое аббатство города Ман, а говоря попросту, в монастырь, где она и живет по сей день.

Когда маленькой Валери исполнилось семь лет, граф неожиданно вспомнил, что она живет в его доме, у нянек, и Валери стали изредка приводить к родителю.

Пролетели годы, и в один знаменательный день Франсуа получил странное известие: он обнаружил, что вот уже на протяжении десяти лет родной отец Матильды регулярно навещает свою дочь в аббатстве Сен-Пьер. Все проведенное время в обители превратилось для графини в воистину тяжкое испытание, и причиною являлось то, что Матильда Лярош никогда не переставала преданно любить своего мужа, мучительно тосковала по нему, невзирая на горькие обиды отвергнутой супруги и оторванной от ребенка матери. Казалось, чем сильнее была боль, причинённая от Франсуа, тем прочнее становилась ее связь с ним, и этот странный болезненный процесс с годами только набирал силу. В конце концов, будучи состоятельным землевладельцем, отец Матильды заручился поддержкой своего сюзерена и ближайших вассалов, лично сам заявился к де Розену и потребовал, чтобы тот наконец вернул его дочь, и свою супругу из незаконного, как он с жаром выразился, заточения. Де Розен, как подобает графу, принял это требование с достоинством, даже заверив Ляроша, что они определенно придут к соглашению. Получив как бы необходимое время для раздумья, Франсуа за считанные дни собрал армию из вассалов и простых наемников и без всякого предупреждения средь бела дня напал на сеньорию Лярошей. Там он устроил поистине резню: убил отца Матильды, а заодно еще ее старшего брата, сжег деревню, забрал урожай и скот, а его наемники перерезали всех тамошних дворовых людей и крестьян, каких только им удалось поймать. В последствии эти душегубы – как и подобает, перед крестом и перед богом – поклялись, что де Розен заранее объявил своему тестю частную войну, а Лярош погиб в справедливом рыцарском поединке…